Вероника Тутенко - Дар кариатид
Задыхаясь от слёз, Нина побежала обратно по дороге, которая привела её к кровавому перекрёстку, пока не показались вдали большие железные ворота воинской части. За ними высились несколько расположенных недалеко друг от друга зданий.
— Куда? — бодро спросил часовой.
— Я освобожденная. Не знаю, куда мне идти.
— Идите в военно-полевой госпиталь, — показал стоявший на посту солдат кивком головы на большой дом, окруженный палатками. — Там люди нужны: много раненых.
Изнутри здание оказалось похожим на дом Шрайбера, только просторнее.
Даже кухня располагалась там же, где собиралась за обедом семья лесника.
Добрую часть её занимала огромная плита, на которой закипал бак с водой. Нина остановилась на пороге и встретилась взглядом с женщиной в капитанских пагонах со строгим решительным лицом.
Нина повторила ей то, что только что сказала часовому. Капитан деловито осмотрела освобожденную узницу. Одобрительно кивнула:
— Идете помогите солдатам помыть посуду. Палата рядом с кухней. Дайте им по тазу. Тазы возьмите рядом в домике, — распорядилась капитан и показала кивком головы на невысокое строение наподобие вагончика прямо напротив окна.
Зданьице служило складом. Нина взяла в охапку все сложенные неаккуратной стопкой тазы, запоздало сожалея, что не поинтересовалась, сколько именно их нужно.
Торопливо посчитала. Тазов было девять. Нина вернулась с ними на кухню.
Женщины там уже не было. Вода остывала на плите.
Нина наполнила один из тазов и направилась с ним к расположенной рядом с кухней приоткрытой двери, откуда доносились мужские голоса.
Раненые лежали на первом этаже и в палатках.
Нина остановилась на пороге.
— Ребята, кому тазы?
При появлении девушки разговор в палате стих. На вошедшую устремились любопытные взгляды.
На полу посередине палаты высилась гора посуды, которую предстояло перемыть.
— Мне! — поднял вверх забинтованную правую руку совсем ещё молоденький солдат на койке у самой двери.
— А как же рука? — растерялась Нина.
— Можно и намочить повязку, чтобы помыть тарелки с такой девушкой.
Раненый у двери хитро сощурил светло-карие глаза. Нина смущенно улыбнулась.
— Вась, хватит тебе девчонку в краску вгонять, — нахмурился сидевший на кровати у окна боец лет тридцати с перевязанной головой. Нина сразу решила, что, по-видимому, здесь он старший по званию.
Во всяком случае, раненый, к которому он обратился по имени, виновато потупил глаза.
— Каждому неси по тазу, — распорядился боец с перевязанной головой. — И товарищу сержанту, — показал он смеющимся взглядом на Василия, — в первую очередь. Вымоет и левой. Не барышня кисейная.
Нина быстро пересчитала раненых. Семеро. Заняты все плотно составленные в небольшом помещении железные кровати.
Когда Нина поставила последний таз, на пороге возникла женщина-капитан, которая грела воду на кухне. Теперь на ней был белый халат.
— Ну как тут у нас дела? — обратилась она к раненым одновременно ласково и строго. Теперь её лицо, на которое война наложила отпечаток суровости, излучало заботу и мягкость.
— Готов снова взять автомат, товарищ врач! — отрапортовал Василий с теми же озорными интонациями, с какими встретил Нину.
— Предположим, товарищ сержант, автомат Вам больше брать в руки не придётся, — ответила врач в тон. — Война со дня на день окончится. Но, думаю, до свадьбы рана заживет.
Тарелки осторожно, но дружно зазвенели. Все, даже Василий и ещё один раненый с забинтованной рукой взялись за работу. Нина только успевала относить вымытую посуду на кухню.
За хлопотами неожиданно нахлынула ночь. Врач отвела девушке пустовавшую комнатку на первом этаже. Помещение по- казарменному пустовало — кровать, стол и стул. Но, главное, был матрас. И подушка. И одеяло…
… Утром на железной дороге уже ждали отправления составы, в которых раненым предстояло возвращаться в Россию. К обеду палаты и палатки опустели.
Нина провожала взглядом последний грузовик с ранеными. В суматохе никому до неё в этот день не было дело.
«Что стоишь здесь одна?» — услышала Нина над собой высокий хриплый голос.
Девушка вздрогнула, вскинула взгляд и встретилась со светлыми, как жёлуди, весёлыми глазами незнакомого офицера.
— Не знаю, куда идти, — пожала плечами девушка.
— Теперь все не знают, куда идти, — щербато улыбнулся офицер. — А работы вокруг, куда взгляд не кинь.
Для убедительности он даже обвёл рукой пространство вокруг себя.
— Вот оружейный цех, например, — остановилась в воздухе ладонь, указывая на неприметное здание, в котором ремонтировали, смазывали «Катюши», автоматы, пулеметы. — Туда и иди. Подметай железную стружку.
Девушка кивнула. Стружка так стружка.
Веник как будто ждал у входа в цех заботливой руки.
«Будет нам теперь подмога», — будто солнечный зайчик скользнул по лицам мужчин за станками, от которых бойко разлеталось от станков во все стороны железное крошево.
Нина прошлась берёзовым по углам, а вечером, когда цех опустел, ещё раз тщательно вымела помещение и вымыла пол.
У двери девушка оглянулась, полюбовалась чистотой. То, что было тяжелой обязанностью в доме Шрайберов, теперь вдруг стало ответственной и важной работой. Уборка в цехе тоже была важна для Победы.
Но уже на следующий день монотонная работа казалась девушке утомительной.
…Стружка имела странное свойство никогда не кончаться. Не успевал веник обойти все углы, как пол снова усыпали металлические ошмётки.
Нина остановилась у порога, бросила полный отчаяния взгляд на помещение и рука, сжимавшая веник, обречённо опустилась: нужно было начинать уборку сначала. И так, до бесконечности… Девушка подавила вдох, но не могла прогнать мысли о том, что на улице так безрассудно дурманит весна, и с тоской оглянулась на дверь. Улыбаясь, на Нину смотрел сероглазый полковник, коренастый, уже с намечающимся животиком, но ещё довольно стройный, по всему видно, скорее, моложавый, чем молодой.
— А ты что здесь делаешь? — подмигнул весело Нине, обвёл взглядом стоявших за станками, и серые глаза снова остановились на девушке с веником. По-видимому, в цехе не оказалось того, кого он искал.
— Стружку выношу…
Нина взялась за лопатку.
Ответ был итак очевиден, но почему-то заставил полковника улыбнуться.
— Пойдешь ко мне адъютантом? — предложил он неожиданно. — У меня адъютанта убили.
— А что делать надо?
— Ничего, — засмеялся полковник. — Будешь мне с офицерской кузни обед носить.
Нина кивнула и тоже засмеялась.
— Завтра с утра и приходи. Здесь в нескольких километрах госпиталь. Спросишь Ковалёва Владимира Петровича или просто «где главный?» — подмигнул Ковалёв.
Комната Владимира Петровича находилась на первом этаже пятиэтажного здания. Такая же, расположенная как раз над ней, досталась и Нине.
Соседние домики казались по сравнению с пятиэтажным госпиталем, как грибы возле пня. Даже двухэтажный серый дом, нижний этаж которого служил одновременно столовой и кухней. Владимир Петрович ещё по дороге коротко объяснил Нине, что в обязанности адъютанта входит не только приносить ему завтрак, обед и ужин, но и мыть, когда требуется, посуду.
— Валя на месте тебе всё расскажет, — не стал он пускаться в долгие объяснения.
Из столовой доносились уже будоражащие аппетит ароматы. Пахло котлетами и сладковато — блинчиками.
Воображение поддразнивало Нину, рисовало вкуснейшие «конвертики» с творогом. Но на обед никто ещё не собирался. Только позвякивание посуды и голоса накрывавших на стол женщин доносились из настежь распанутых окон.
Ковалёв наказал Нине прийти пораньше, чтобы познакомиться с Валей ещё до обеда. («Худая, в веснушках вся, как мальчишка. Сразу узнаешь её»).
Полковник вооружил девушку-адъютанта удобным подносом. Два его яруса скреплялись пружинками.
— Мне возьмешь блины фаршированные, борщ из красной свеклы, а себе — что только захочешь, — напутствовал Ковалёв. — И то же самое для товарища капитана, — понизил голос. — И кисель.
«Блины фаршированные, борщ из свёклы и кисель», — повторяла мысленно Нина. Спохватилась, что не уточнила, один кисель или «товарищ капитан» будет тоже. Хотела даже вернуться, но потом решила, что не надо. «Себе, что только захочешь» подразумевало и кисель и ещё, что угодно.
Нина остановилась на пороге кухни. За столом несколько женщин о чем-то оживленно спорили, и никто не обратил внимания на вошедшую.
— Да какая она солдатка! — горячилась невысокая полная брюнетка с двумя глубокими шрамами на шее. — Она и погоны-то капитанские известно, за что получила. Как в том анекдоте. Слышали?
