Империя - Конн Иггульден
Ксантипп посадил брата позади себя и развернул коня. От колонны добровольцев, которую они привели сюда, осталось всего несколько человек. Ксантипп сообразил: он до сих пор жив и свободен исключительно потому, что враги считают его одним из своих. Он медленно отвернул голову коня от места боя и едва слышно произнес:
– А теперь тихо, Парал.
Его брат тяжело дышал или всхлипывал, не поймешь.
– Они убьют нас… – прошептал Парал.
– Может быть. Но пусть сперва поймают, – ответил ему Ксантипп.
Он пустил коня шагом, направив на юг, тот прошел сотню шагов, потом еще сотню. Беотийцы к тому моменту занялись грабежом, снимали одежду с убитых, добивали раненых. Все эти молодые люди – сыновья богачей, вспомнил Ксантипп. Воинское снаряжение каждого стоит целое состояние. Но главное, беотийцы не обращали внимания на двух пареньков, которые медленно удалялись от них на лошади. Все-таки мало кто умеет ездить верхом.
Услышав окликнувший его голос, Ксантипп обернулся:
– Ну вот и все. Теперь держись!
Он ударил пятками, и ветер завыл у них в ушах, как только конь, которому наконец-то позволили бежать, рванул в галоп.
23
Персидский царь был на поле боя. Кимон достаточно знал об обычаях персов, чтобы понимать: никакой обычный военачальник не сидел бы в таком шатре высоко на гребне холма под охраной тысячи «бессмертных» в белых плащах с цветной каймой. Артаксеркс окружил себя удобствами, имея на это право. В конце концов, именно он выбрал место битвы.
Много лет назад Кимон встречался с многочисленным отрядом персидских солдат, одетых, как элитное подразделение. Его гоплиты находились под впечатлением ровно до того момента, как начали бить врагов. Качество отборного войска заключено не в плащах и знаменах, даже не в названии. Кимон улыбнулся, но его лицо оставалось холодным – это выражение было рождено долгими годами участия в войнах. Сила армии – в пройденной подготовке и оружии, которым научились владеть солдаты за многие часы тренировок, отработав свои действия так, что могут сменить строй и наносить удар по позициям даже во сне. Если эти маневры отлажены, можно выковать из войска великую силу, как сделали спартанцы. Кимон покачал головой. Он был навархом Союза, ядро его армии составляли афиняне. Его людям нужно было только лет четыреста не знать поражений в битвах.
Персы не устраивали засаду, то есть они не собирались напасть внезапно. Кимон подозревал, что этот царь Артаксеркс, сын Ксеркса, прозванный Долгоруким, знал, что греки не оставят его действия без ответа, и просто приготовился отражать нападение. Давно ли? Кимон достаточно быстро отреагировал на донесения с Кипра. Вероятно, он прервал доставку персидских солдат с материка на остров. Он надеялся на это. В противном случае персидский царь уже собрал здесь столько людей, сколько ему нужно, и просто ждал высадки войска Кимона.
Почувствовав, что правое колено снова дает о себе знать, Кимон тихо выругался. Он привез с собой коней на флагманском корабле, по длинным сходням животных свели на берег.
Это было здравое решение для наварха, которого может подвести колено. Труднее объяснить, почему он до сих пор идет пешком рядом со своими людьми.
Кимон наклонился потереть больной сустав. Такое ощущение, что внутрь его забился маленький камень, о нем можно было не вспоминать достаточно долго, но потом он внезапно пронзал колено кинжальным ударом боли. Кимон оглянулся на конюха, который вел его лошадь. Придет время, и он сядет верхом. Ему просто нужно потерпеть, пока все его люди не увидят, что он с ними. Солдаты ценят такие вещи, подумал наварх. Не все, но многие.
Разумеется, его окружала почетная стража, состоявшая из тридцати человек, и это выделяло Кимона из рядов гоплитов. Кроме того, двенадцать гонцов были готовы в любой момент нестись, куда им скажут, с новыми распоряжениями, каковы бы они ни были. Все это необходимо командующему. Персидский царь находился над схваткой в прямом смысле слова – далеко от грязи, крови и вони. Кимон испытал легкое чувство превосходства. Он был в центре битвы, со стратегами и лохагами, со всеми воинами, которые с надеждой смотрели на него. А может ли похвастать новый персидский царь какими-нибудь доблестными победами? Скорее всего, нет. Такие истории люди несут с собой в бой как заклинания. Им придает стойкости в… Кимон сморщился от резкого щелчка в колене, задержал дыхание. Наконец боль утихла. Кимону показалось, что такое с ним уже случалось: боль от старой раны просто пропадала за несколько мгновений до начала битвы. Это подарок Ареса, так говорили люди. Бог войны любил своих слуг. Разумеется, вечером все старые немочи возвращались с троекратной силой, и тогда человек едва мог согнуть распухший сустав или шевельнуть рукой, в которой держал меч. Каждая битва имела свою цену, даже для тех, кто выжил. Кимон еще раз взглянул на своего коня.
Передние ряды противников столкнулись, замелькал металл. Войска Персии и Союза начали проливать кровь друг друга. Кимон мог бы даже похвалить Артаксеркса за удачный выбор места для сражения. Под ногами у воинов – ровная и твердая земля, день ясный, над головой – просторное синее небо. Что-то упало ему на кожу, он вытер это большим пальцем. Красная капля жизни прилетела откуда-то спереди. Он видел всех воинов – напирающих, диких, неистовых. Это было хорошее время, лучшее время, пока они не ощутили проникающей во все члены тела усталости, которая приводила за собой страх.
Кимон выставил вперед шесть рядов воинов, а тысячу человек оставил позади в качестве перемещающейся поддержки, готовой заполнить любую брешь в строю. Под рев рогов отдельные фаланги двинулись в бой, каждая со своим стратегом. Кимон был доволен их действиями, но противостояли им не фальшивые воины. Это были воистину «бессмертные» Артаксеркса. Они не побегут. Нет, ряды столкнулись, как нож и камень, скользкие от крови, и изматывали друг друга.
Наверху ни малейшего движения. Солнце иссушало силы, пока воины кололи, рубили и умирали бок о бок со своими товарищами. Кимон столько лет бился с персами, что даже не утруждал
