Империя - Конн Иггульден
Всадники были уже почти рядом, Толмид не мог оторвать от них глаз. Враги вооружены луками, в ужасе заметил он. Одни натягивали тетиву и, целясь на скаку, пускали жужжащие стрелы в его людей. Другие заносили над головой руки и, пользуясь устрашающим галопом, бросали копья. Толмид подумал, что всегда терпеть не мог лошадей. Враги, разумеется, заметили гребень на его шлеме и поняли, что это значит. Полдюжины темных фигур ринулись к нему. Краем глаза Толмид заметил Ксантиппа и Парала. Они присели на корточки рядом и прикрылись щитами. Ему оставалось только беспомощно стоять на месте.
Три копья ударили его одновременно. Толмида отбросило назад, стоявшие за ним попадали и в ужасе закричали. Он не мог говорить, во рту у него была кровь. Пытаясь подняться, Толмид испустил дух и откатился в сторону, а ветераны Беотии начали разить его храбрых парней.
* * *
Ксантипп схватил брата за шею и подтащил к себе.
– Не опускай щит! – буркнул он.
Парал бросил полный ужаса взгляд на поверженного Толмида. Одно копье пронзило ему грудь, другое – правую руку. Кровь из ран вытекала на пыльную дорогу. Ксантипп тащил брата прочь. Копья и стрелы с треском ударялись в щиты и шлемы сбившихся в кучу добровольцев.
Плотного ряда щитов не было, в первые мгновения хаоса строй смешался. Ксантипп отдавал команды одну за другой, орал во весь голос, чтобы его услышали. Добровольцы откликнулись и собрались вокруг этого голоса – комок копошащихся, борющихся за жизнь людей с выставленными вперед щитами. Всадникам мешал лишь недостаток света – они скакали вокруг сбившихся в кучу афинян, пускали в них стрелы, метали копья. При этом они не молчали, а ревели и визжали громче, чем стучали копыта их коней, как настоящая буря.
Афинские добровольцы пришли в отчаяние и жались друг к другу. Они были неопытны и объяты страхом, враг обступил их со всех сторон. Каждый миг уносил несколько человек. Ночь наполнилась ужасом.
Ксантипп прикрывал брата щитом. Они с Паралом были в центре движущегося отряда. То есть Паралу приходилось держать копье поднятым вверх, пока их обоих толкали и пинали во мраке. Ксантипп набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть голосом отца, когда тот бывал в гневе.
– Фаланга! – проревел он поверх голов; едва ли так можно было назвать эту толпу перепуганных афинян, но другого слова он не знал. – Фаланга! Напра… во! Сорок шагов к скале. Вправо, я сказал! Хватит паниковать, откройте уши! Шагайте вправо, пока не упретесь плечами в скалу. Тогда пойте, это будет знак остальным.
Ксантипп едва не всхлипнул, когда весь отряд шагнул в одну сторону. Ночная темнота накрыла их, он чувствовал себя слепым и испуганным, пока глаза не начали привыкать. Ксантипп скорее ощутил, чем увидел, что фаланга добровольцев достигла скалы. Они его услышали, и в результате вражеские всадники больше не могли кружить вокруг них и держать пригвожденными к месту.
Со всех сторон Ксантипп слышал крики боли и ужаса. Некоторых раненых фаланга тащила с собой, хотя они истекали кровью и умирали, стоя в рядах. Вдруг Ксантипп подумал, что им отсюда не выбраться, нет для них безопасной гавани. Всех перебьют, и они даже не узнают, кто на них напал. Просто еще одна небольшая, всеми забытая колонна разбита в приграничной войне.
– Что теперь?! – крикнул Парал.
Бледные лица обратились к Ксантиппу в ожидании ответа. Он сглотнул:
– Сомкните щиты и присядьте, как гоплиты, низко-низко. С трех сторон мы защитим себя и продержимся до утра. Готовьте копья. Если кто приблизится, проткнем ему кишки.
Он увидел высунувшиеся между щитами копья. Паника отступала. Добровольцы кое-как восстановили строй, сомкнули щиты в полукольцо, а скала защищала их сзади. Но их стало значительно меньше. Дорожка из тел отмечала проделанный ими путь, сотни мертвецов. До этого момента относительного спокойствия и тишины Ксантипп не понимал, сколько людей полегло. Больше половины отряда перебили.
До всадников дошло, какая произошла перемена. На глазах у афинян они спешились и сформировали строй. Их было значительно больше, чем добровольцев, и Ксантипп мог только наблюдать в тошнотворном смятении, как опытные гоплиты надевают шлемы, обнажают мечи и стучат ими по щитам, чтобы запугать противника.
– Копья к бою! – проревел Ксантипп, обращаясь к своим.
Врагов было так много! Он погибнет здесь, но больше его тревожило, что та же участь ждет и Парала. Он потащил с собой младшего брата, и его здесь убьют. Отец придет в ярость! – подумал Ксантипп.
– Прости меня, – сказал он Паралу.
Брат не ответил. Он, по крайней мере, выглядел как гоплит, разве что был немного мельче остальных. Опустил голову, так что край щита прикрыл его рот и подбородок. Ксантипп хлопнул его по плечу.
Беотийцы были опытные воины. Они не собирались разбрасываться жизнями, но шли размеренным шагом, высоко подняв щиты. Разница в опыте сказалась в первые же секунды. Они врезались в строй добровольцев, отбивая в стороны их копья. Кто-то в дальней части строя совершил внезапный бросок, как будто отчаянная храбрость могла тут чем-то помочь. Человек сто отошли от служившей прикрытием скалы. Их окружили и изрубили в куски.
Ксантиппа тренировал отец, и все же темнота сильно мешала ему. Он едва различал обступавших его со всех сторон врагов, чуть не лишился руки. Нанесенный им ответный удар застал беотийца врасплох – зацепил горло и вырвал из него жизнь. Ксантипп прищурился, противно было умирать в темноте, хотелось, чтобы Толмид протянул немного дольше и увидел, во что он их вовлек.
Перед ним выросла темная громада и, фыркая, толкнула его назад: один из коней потерял седока и метался среди людской давки. Ксантипп резко вдохнул. С малых лет он учился скакать верхом и в темноте легко нашел поводья, его прикосновение успокоило животное. Ксантипп хорошо знал лошадей. Ощутив присутствие рядом этого могучего зверя, он тут же вспомнил известные ему с детства слова, которые сняли страх коня. В темноте кто-то набросился на Ксантиппа, он пнул нападавшего ногой и услышал сдавленный крик боли. Бронзовые поножи могут служить оружием для тех, кто не боится погнуть их.
Ксантипп действовал, почти не размышляя. За один удар сердца он успел схватиться за гриву коня и вскочить на него. В этот момент он вынырнул из потерянности и одиночества в темноте и вознесся надо всем, окруженный морем смерти. Взглянув туда, где стоял его брат, Ксантипп увидел, как там кто-то упал, сбитый с ног беотийским щитом.
Когда Ксантипп ударил пятками по