Кристи Филипс - Хранитель забытых тайн
– A-а, это вы, миссис Девлин, – говорит он.
Узнав Анну, он слегка успокаивается, но на Стратерна поглядывает со свойственной ему подозрительностью. Испачканная рабочая одежда висит на нем, как на пугале. Лицо он, наверное, никогда не моет, и от грязи и угольной пыли оно приобрело теперь уже натуральный темно-коричневый цвет. Анна знает, что могильщик – человек, в сущности, хороший и добрый, но вот малые дети, завидев его на церковном дворе, инстинктивно прижимаются к своим матерям.
Анна знакомит его с Эдвардом.
– Мы бы хотели поговорить с вами, если у вас есть, конечно, свободная минутка.
Сощурившись, Огл глядит на небо.
– Лучше бы нам зайти в дом, – говорит он, – Дождь начинается.
Внутри его домик гораздо уютней и чище, чем можно было бы себе представить: в углу стоит опрятно убранная кровать, на полу плетеные циновки, на стене крючки для одежды, а на другой – крючья, на которых висит инструмент, необходимый всякому порядочному могильщику. Сквозь два прорубленных в толстой каменной стене окошка пробивается быстро тускнеющий дневной свет. Огл вешает на крюк лопату, зажигает длинную лучину, подержав ее над горящими углями в крошечном камине, и подносит пламя к свечке, стоящей на небольшом, но вполне приличном для одного человека столе. У стола стоит единственный в помещении стул, сесть на который он предлагает Анне. Она благодарит и садится.
– Мистер Огл, – начинает она, – в прошлом году вы готовили тело моего отца к погребению. Помните?
Огл переводит быстрый взгляд с Анны на Эдварда и снова на Анну.
– Как же, помню. Я все думал, когда же кто-нибудь придет, чтобы спросить меня об этом.
– О чем? – быстро говорит Эдвард.
– О том, что я видел.
Какое-то нехорошее предчувствие охватывает Анну, и по спине пробегает предательский холодок. Доктор Стратерн далеко не сразу уговорил ее заехать сюда. Она не спорит, убийца должен предстать перед судом, но ей все равно тяжело узнать всю правду о гибели отца. Кому хочется знать, что его отец был убит злонамеренно и жестоко? Не лучше ли оставаться в убеждении, что на ее отца напал какой-нибудь несчастный, голодный, измордованный жизнью бедняк, который, возможно, и убивать-то его не хотел, просто так получилось. Ей хотелось бы думать, что со временем она могла бы простить этого человека.
– Вы обнаружили на теле отца что-то необычное?
О, если бы Огл сказал «нет, ничего такого»... она бы с благодарностью положила ему в руку несколько монет, чтобы он и впредь как следует заботился о могилах ее родных, и ушла отсюда с легким сердцем.
Огл сверлит ее упорным взглядом.
– Вы уверены, что хотите знать это?
Анна колеблется. Нет, не уверена, не совсем.
– Можно прекратить разговор и уйти, если хотите, – говорит Эдвард.
Но если уж Огл начал, назад дороги нет. Насколько мучительно ей будет думать о последних минутах отца? Может быть, знание ужасной правды и есть цена справедливости.
– Да, я хочу это знать, – тихо произносит она.
Огл подходит к камину. Он берет кочергу и задумчиво начинает помешивать горящий уголь, будто эти движения подстегивают его память.
– Когда его тело доставил мне сюда констебль, я увидел, что оно все исколото и изрезано. Ран было очень много. Искромсан так, будто на него напал сам сатана. Клянусь, такого я в жизни не видел.
– Вы можете описать все это подробней? – спрашивает Эдвард.
– Живот был вспорот полностью, вот так, поперек. Грудь вся изрезана. Раны были очень глубокие, вот такой глубины.
Он расставляет большой и указательный пальцы примерно на дюйм с половиной.
– И еще на теле были вырезаны какие-то знаки.
– Вы помните, как они выглядели? – спрашивает Эдвард.
– Еще бы не помнить. Я пробовал их позабыть, но у меня ничего не вышло. Я никому не хотел об этом рассказывать, потому что ваш батюшка был хороший человек, миссис Девлин. Но знаки были такие, будто их оставил на нем сам дьявол.
– Вы можете нарисовать их?
Эдвард оглядывает комнату и видит, что в ней нет и следов письменных принадлежностей.
– Так, вы посидите, а я сейчас принесу бумагу и чернила... впрочем, нет, погодите-ка.
Он наклоняется над камином. Берет щипцы и достает ими покрытый пеплом кусок угля, потом вытирает гладкую каменную плиту перед камином.
– Рисуйте-ка вот здесь.
Огл берет предложенное Стратерном орудие для письма и опускается рядом с ним на колени. Рисует он неторопливо, слышно, как дождик мягко шуршит по крыше и уголь тихо поскрипывает по камню. Когда он заканчивает, Эдвард делает шаг в сторону, чтобы Анна тоже могла видеть.
Фигуры, нарисованные могильщиком очень похожи на знаки, которые Стратерн нашел на других телах, но совпадают не совсем: здесь она видит окружность с точкой посередине, тонкий полумесяц и вертикальную линию с полукружием сверху.
– Мне очень жаль, Анна, но я оказался прав, – говорит Эдвард.
Огл смотрит на нее снизу вверх, и на коричневом лице сверкают белки его глаз.
– Было еще кое-что, – говорит он. – Ему отрезали палец, мизинец.
В карете они сидят лицом к лицу, почти невидимые друг другу в густой тени.
– Забыл распорядиться, чтобы кучер поставил здесь новые свечи, – виноватым тоном говорит Эдвард. – Не подумал, что возвращаться будем так поздно.
Опустилась ночь. Под непрерывными струями дождя стены домов на пустынных улицах кажутся скользкими.
– Это не имеет значения, – отзывается Анна. Темнота ей нисколько не мешает. Ей уютно сидеть в карете доктора Стратерна, слушая шум дождя и неторопливое цоканье лошадиных копыт по каменной мостовой Уич-стрит. Давно уже ей не было так покойно. Бледное лицо Эдварда напротив, через равные промежутки времени освещаемое проплывающим мимо уличным фонарем, вспыхивает оранжевым светом и снова скрывается во мраке. Ей вдруг приходит в голову, что они вдвоем провели с ним целый день. Так долго она не бывала в обществе мужчины с тех пор, как умер Натаниэль. И самое странное то, что это вовсе не кажется ей странным.
Эдвард уже зовет ее просто по имени, у него получилось это легко и естественно, словно они давно уже близкие друзья. Между ними и вправду что-то произошло, хотя она и сама не поняла, когда это случилось, где и каким образом. Когда же? Когда они танцевали или еще раньше, в анатомическом театре, когда она излила ему свою душу, или даже еще раньше, когда они стояли у постели бедного мистера Хенли? Может быть, это случилось в самом начале, еще во время операции, когда они впервые заглянули друг другу в глаза? Но как может событие столь огромной важности порождаться вещами столь незначительными: мимолетным взглядом, коротким разговором, что с того, что оба они увлечены одним и тем же делом? Она и представить себе не могла, что влюбиться так легко, но, увы, выходит, так оно и есть.
Весь мир ее неожиданно изменился, да так неузнаваемо, что она не то что пожелать, даже предположить такого не могла. Впрочем, с ее стороны все это не совсем красиво. Всего несколько дней назад самым привлекательным мужчиной из всех, кого она знала, казался мистер Монтегю: умудренный опытом, обаятельный, остроумный, галантный. Но разве можно было бы, например, поделиться с ним воспоминаниями о самом мрачном времени в своей жизни или показать ему свою мать в ее столь неприглядном, болезненном состоянии? Ей и самой себе не объяснить, почему она доверяет доктору Стратерну, человеку, которого она едва знает... конечно, если не считать его живой ум в сочетании с интеллектуальной любознательностью, что она вначале по ошибке приняла за тщеславие. И лицо его теперь ей кажется столь же милым, как лицо по-настоящему близкого ей человека. Она пытается понять, что именно ей так нравится в его лице: ямочка под нижней губой, сильная линия подбородка, слегка асимметричный, но изящный нос, глаза, которые способны выражать столько разнообразных чувств! Все это вместе, и еще кое-что. Это замечательное ощущение близости, словно они давно знают друг друга. Каждый разговор с ним, кажется, берет свое начало в далеком прошлом, а конец его уходит в не менее далекое будущее.
Только сейчас серые глаза Стратерна затуманены, в них видна какая-то забота.
– Мне очень жаль, миссис Девлин. Я говорю о том, что мы обнаружили в связи со смертью вашего отца.
Ну вот, он снова называет ее миссис Девлин; впрочем, так тому и следует быть. Доктор Стратерн – человек почтенный и респектабельный, он не позволит себе пренебрегать правилами приличия. Да она и сама не хотела бы этого. У нее был целый день, чтобы подумать о возможных последствиях возникшей между ними привязанности, а для себя лично она может предвидеть лишь единственный исход: ее неизбежно ждет жестокое разочарование. Что с того, что он говорил, будто в основе его помолвки лежит глубокое чувство, она почему-то уверена, что деньги здесь играют не последнюю роль, это тоже не стоит недооценивать. Более того, он аристократ, а она к этому сословию не принадлежит. Такие мужчины, как достопочтенный доктор Стратерн, женятся не только для себя, но и для своих родственников. Разве он станет пренебрегать всем этим ради того, чтобы быть с ней? Даже если бы он и не был помолвлен с другой, разве он на ней женился бы? Она доверяет его суждениям, она может даже доверить ему свою жизнь, но нет, она не станет рисковать, подвергая его такой проверке.
