Хитон погибшего на кресте - Геннадий Михайлович Левицкий
Прокла равнодушно осмотрела все подземное изобилие, но дети пришли в неописуемый восторг от нового жилища и разбрелись по его уголкам, чтобы совершать свои удивительные открытия. Элеазар лишь печально улыбнулся, наблюдая за их игрой. Он показал Марии рычаг, с помощью которого можно закрыть каменную дверь изнутри, и обратился к Прокле:
– Нам пора. Защитники Масады ждут…
Снаружи военачальник подождал некоторое время, чтобы посмотреть, получится ли у Марии справиться со старинным механизмом. Убедившись, что устроители тайника сработали его на столетия и нет ни малейшего следа, что стена раздвигалась, Элеазар с Проклой направились к выходу.
Военачальник не задержался надолго во дворце. Вместе с Проклой они направились к синагоге, заполненной населением Масады. Он еще раз с тревогой взглянул на разрушенный участок крепостной стены, который стал предвестником катастрофы, и в очередной раз убедился, что ни единого шанса на спасение нет. Пламя охватило деревянную часть стены в месте разрушения каменной кладки; южный ветер гнал огонь все дальше и дальше. Не имелось ни малейшей возможности потушить или остановить дальнейшее движение огня. Римляне непрерывно осыпали пространство перед разрушающейся стеной камнями из катапульт, метали дротики, пускали стрелы и снаряды из пращи.
Залитая светом факелов римская линия укреплений убеждала в том, что ее не одолеет ни один человек, если попытается спастись бегством, либо пробиться силой оружия. Но Элеазар уже знал, как избежать плена, позорного рабства, мучительной смерти на кресте или на арене цирка. Теперь осталось убедить братьев по вере, что его план единственно возможный. После молитвы военачальник его и предложил:
– Уже давно, храбрые мужи, мы приняли решение не подчиняться ни римлянам, ни кому-либо другому, кроме только Бога, ибо Он Один истинный и справедливый Царь над людьми. Теперь же настал час, призывающий исполнить на деле наше решение. Да не посрамим себя мы, которые не хотели переносить рабство еще прежде, когда оно не угрожало никакими опасностями, не предадим же себя теперь добровольно и рабству, и самым страшным мучениям, которые нас ожидают, если мы живыми попадем во власть римлян! Ибо мы первые восстали против них и воюем последними.
Я смотрю на эту ночь, как на милость Божию, и благодарю Господа, что Он даровал нам возможность умереть прекрасной смертью и свободными людьми, чего не суждено другим, оказавшимся в плену. Мы же знаем наверно – завтра мы окажемся в руках врагов; но сейчас мы свободны выбрать славную смерть вместе с теми, которые нам дороги. Этому не могут препятствовать враги, хотя бы они очень хотели заполучить нас живыми. С другой стороны, и мы не можем победить их в бою.
Быть может, в самом начале, когда наши стремления к независимости наткнулись на столь большие препятствия со стороны наших соотечественников и еще большие со стороны неприятеля, мы бы должны были разгадать волю Провидения и уразуметь, что Бог обрек на гибель некогда столь любимый им народ иудейский. Ибо, если бы Он был милостив к нам, или по крайней мере меньше гневался на нас, то не допустил бы гибели столь многих людей, не отдал бы своего священнейшего города на добычу пламени разрушительной ярости врага. Если же все это случилось, можем ли мы надеяться на то, что мы одни из всего еврейского народа уцелеем и спасем нашу свободу?
Если б мы не грешили пред Богом и не были бы причастны ни к какой вине, а то ведь мы на этом пути были учителями для других! Вы видите, как Бог осмеял наши суетные надежды! Ведь Он вверг нас в такую беду, которую мы ожидать не могли и которую нам не перенести. Непобедимое положение крепости не послужило нам в пользу; и хотя мы располагаем богатым запасом провианта и имеем в избытке оружие и все необходимое, мы все-таки, по явному предопределению судьбы, лишены всякой надежды на спасение. Еще недавно огонь, устремившийся вначале на врагов, как будто против воли своей обратился на построенные нами стены. Разве это не гнев Божий, постигший нас за многие преступления, которые мы в своей свирепости совершали против своих же соплеменников?
Лучше поэтому принять наказание не от наших смертельных врагов – римлян, а от Самого Бога, ибо Божья десница милостивее рук врагов. Пусть наши жены умрут неопозоренными, а наши дети – неизведавшими рабства; вслед затем мы и друг другу сослужим благородную службу: тогда нашим почетным саваном будет наша сохраненная свобода. Но прежде мы истребим огнем наши сокровища и всю крепость. Я знаю хорошо: римляне будут огорчены, когда они не овладеют нами и увидят себя обманутыми в надеждах на добычу. Только съестные припасы мы оставим в целости, ибо это будет свидетельствовать после нашей смерти, что не голод нас принудил, а что мы, как и решились от самого начала, предпочли смерть рабству.
По-разному собравшиеся восприняли слова военачальника, которому за долгие годы привыкли беспрекословно подчиняться. Одни едва не возликовали, что найден способ омрачить римлянам радость победы. Другие погрузились в глубокие раздумья, третьи считали предлагаемую Элеазаром смерть лишенной смысла, четвертые полагали невозможным такой уход из жизни для иудея, пятые были явно не готовы собственной рукой убивать самых дорогих сердцу людей.
Все собравшиеся за долгие годы войны и осады привыкли к смерти, они не единожды смотрели ей в лицо и были готовы ее принять, но не таким способом.
– Лучше всем броситься на римлян и умереть с жестокой схватке, унося с собой в могилу их нечестивые души, – предложил один из храбрейших воинов.
– Ты умрешь славной смертью, но кто даст вечный покой твоей семье. А возможно, ты не погибнешь. Возможно, будешь ранен и утратишь способность сражаться. Тогда ты увидишь собственными глазами, как издеваются язычники над женой, как утоляют свою похоть с малыми дочерями. Разве ты не пожалеешь тысячу раз, что не избавил их от позора, когда имел возможность?
– Если нет другого выхода, мы отнимем жизнь у наших детей и этим же мечом сразим римлян, – не унимался мстительный воин.
– Да разве сможет рука, отнявшая жизнь у своих близких, столь же твердо держать меч? Сможете ли вы, пережив смерть собственного ребенка, дальше жить и бороться с врагом? Большинство станет легкой добычей врага, иные долгие годы в позорном плену будут звать смерть и не находить ее.
– Но Бог запрещает нам посягать на собственную жизнь, – произнес старый иудей то, что более всего волновало отчаявшихся людей. – Наши души окажутся во тьме, рядом с душами свирепых
