Зимняя бегония. Том 1 - Шуй Жу Тянь-Эр
Услышав эти слова, Чэн Фэнтай нахмурился, подумав: «Что за чушь! То, что Шан Сижуй своими представлениями развлекает людей, ладно, но опуститься до того, чтобы дать особое представление для пса? Разве это не настоящее унижение? Императора уже выгнали из дворца[140], так откуда в княжеской резиденции Ань столько самодовольства?!»
Фань Лянь, расслышав эти слова, тоже нашёл их неподобающими, с беспомощной улыбкой он взглянул на Чэн Фэнтая, прося его не выражать своё недовольство столь явно, эти аристократы со своими властными замашками смотрят на других людей как на пыль под ногами.
Старая княгиня снова повернулась к Шан Сижую и сказала:
– Шан-лаобань, сегодня тот редкий день, когда Хоу-лаобань тоже пришёл. Я ещё не слышала, чтобы вы двое выступали на одной сцене! Что насчёт того, чтобы исполнить «Склон Уцзяпо»?[141]
Ню Байвэнь оттопырил большой палец и заискивающе произнёс:
– Пожилая княгиня, вы настоящий знаток! У нашего Шан-лаобаня самое чистое произношение, голос у него тоже на редкость плотный, ясно, что в этой пьесе он покажет все свои способности.
Сдержав охватившее его волнение, Шан Сижуй застенчиво проговорил:
– Я… ещё неизвестно, пожелает ли Хоу-лаобань петь вместе со мной.
Ню Байвэнь радостно воскликнул:
– Как будто вы не знаете, какой вы великий актёр! Не найдётся такого шэна, кто не захочет сыграть вместе с вами! Разумеется, Хоу-лаобань охотно согласится.
Ужасно обрадованный, Шан Сижуй отправился за сцену гримироваться, хотя и досадуя, что он не сможет досмотреть представление, в котором собрали весь цвет оперного искусства, но зато ему посчастливилось сыграть в паре с именитым актёром, чей талант давно запал в душу Шан Сижую.
Глава 26
Вскоре после того как Шан Сижуй удалился за кулисы, явился запоздавший почётный гость, которого никто не ожидал: бывший владелец бэйпинской резиденции семьи Чэн князь Ци прибыл поздравить тётку, жену младшего брата своего отца, с днём рождения. Этот князь Ци был известен тем, что публично высказывал критические замечания касательно партии и государства и, напуганный председателем комитета Цзяном[142], был вынужден скрываться в Тяньцзине, не смея высунуть и головы. Сегодня, однако, он осмелел.
Князю Ци было за сорок, прекрасно одетый, с величественной осанкой, он явился не один, а в сопровождении нескольких вооружённых охранников. Едва появившись, он тут же опустился на промёрзшие каменные плиты и отвесил старой княгине, пребывавшей в полном замешательстве, три земных поклона, да таких, что было слышно, как он стукается головой о камень:
– Тётушка, простите своего племянника! Племянник опоздал! Племянник непочтителен! – Какая там непочтительность! Он явился поздравить княгиню с днём рождения, рискуя собственной жизнью, и тем самым проявил ещё бо́льшую почтительность, чем мог бы показать родной сын.
Старая княгиня, увидев его, была поражена и в то же время глубоко тронута. Она всегда думала, что князь Ци всего лишь племянник её мужа, никакие семейные узы их не связывают, но сегодня оказалось, что князь Ци и в самом деле дорожит ею. Старшая княгиня приказала князю Аню помочь тому подняться и проговорила:
– Очень рада, что ты помнишь об этом дне. Дорога была спокойной?
Князь Ци со скорбью в голосе произнёс:
– Когда это я забывал о дне рождения пожилой княгини? Даже если к моей шее приставят нож, я всё равно приду к вам. Сейчас моя страна захвачена, старшее поколение моего рода мало-помалу исчезает, сверстники разбрелись по свету, а я – неприкаянный дух прошлой эпохи! Только вы – моя родная мать, моя надёжная опора! Как жаль, что однажды оговорившись, я оказался заключён в Тяньцзине и не могу прислуживать вам, лишь поэтому я раскаиваюсь в содеянном!
Эти звучные слова тронули всех окружающих, к тому же они сорвались с уст человека такого высокого положения, как князь Ци, да в придачу были адресованы его родной тётушке. С возрастом сердца людей смягчаются, и во взгляде старой княгини засквозили светлая грусть и нежность. Князь Ци махнул рукой, и охранник позади него открыл ящик из сандалового дерева, достав из него золотую фигурку богини Гуаньинь, инкрустированную горным хрусталем, с чи[143] высотой. Редко когда встретишь такой крупный кусок хрусталя в хорошем состоянии. Каждую золотую ниточку можно было разглядеть, и веер за спиной богини Гуаньинь искрился так, словно на фигурку и в самом деле снизошёл Свет Будды. Чэн Фэнтай и Фань Лянь повидали немало хороших вещей, но сегодня они почувствовали, как расширяются их представления о прекрасном.
Все были поражены редким материалом, из которого изготовлена статуэтка, но старая княгиня единственная узнала в ней украшение зимней комнаты дворца Чусюгун[144]. В тот год лучи заходящего солнца проникали сквозь оконные переплёты Запретного города, растворяя своим светом статуэтку богини Гуаньинь. Она была ещё юной супругой князя Аня, вошла во дворец, чтобы справиться о здоровье вдовствующей императрицы, и при взгляде на эту статуэтку ей показалось, словно под закатными лучами горный хрусталь тает и во всей комнате, заполненной редкими драгоценностями, светилась лишь эта фигурка. Едва она моргнула глазом, и где было синее море, там теперь возникли тутовые рощи, всё переменилось, и только тогда она поняла, что в тот день под лучами заходящего солнца таял не горный хрусталь статуэтки богини Гуаньинь, а их трёхсотлетняя Великая Цинская империя!
Старая княгиня пристально вгляделась в лицо князя Ци и со слезами в голосе сказала:
– Ты сильно похудел, Тяньцзинь испортил тебя! Ай! Всё твой язык! – Она указала на него пальцем: – Твой характер такой же, как и в детстве! Тебе уже столько лет, а ты так и не повзрослел, не можешь держать язык за зубами, во что бы то ни стало тебе надо упрямиться! А ты сможешь так же упрямиться под дулом пистолета?! Посмотрел одну пьесу и тут же раскричался, такой шум поднял, есть желание так же громко кричать сейчас?! Цзюлан тоже хорош, такой смышлёный был ребёнок, а, покинув дворец, выучился смущать людей своими речами, даже посмел спеть про обезглавливание со сцены!
Князь Ци, склонив голову, покорно внимал её словам с таким видом, будто получал ценное наставление.
Старая княгиня обратилась к князю Аню:
– Я считаю, что положение князя Ци не так уж плохо, просто недостаёт человека, который замолвил бы за него словечко. Они уже прогнали императора из столицы, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы род Айсиньгёро[145] оказался уничтожен! Вы – братья друг другу, где можете оказать поддержку, там и должны помогать.
Князь Ань уж
