Зимняя бегония. Том 1 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Я слышал, что у этого князя Ци рассудок помутился, он глуп, однако сегодня глупым он не выглядит! Потом можно сочинить пьесу «Одолживший Будду поздравляет с Днём рождения».
Фань Лянь сказал:
– Он и правда недотёпа, неосторожный человек. Но кто в нынешние времена настоящий глупец? Разве настоящие глупцы не те, кого обманули ещё раньше? Он смог продать свою резиденцию по хорошей цене, сохранил состояние, так что глупцом его не назовёшь.
При одной мысли о княжеской резиденции сердце Чэн Фэнтая сжалось, и он, терзаемый сожалением, проговорил:
– Ты тоже думаешь, что он задрал цену? Ох, не он глупец, а я.
Фань Лянь утешил его:
– Ты просто не хотел обижать мою сестру, купил её улыбку за тысячу золотых, разве это не поступок благородного супруга?
Фань Лянь лучше всех умел развеять горе своего зятя, и Чэн Фэнтай тут же успокоился:
– Верно. При мысли о том, что этим я порадовал твою сестру, на душе у меня становится легко.
Тут князь Ци как раз закончил беседовать со старой княгиней и князем Анем и, подойдя к Фань Ляню, поприветствовал его, сложив руки у груди:
– Второй господин Фань, давно не виделись.
Фань Лянь прославился тем, что с лёгкостью заводил связи и находил задушевных друзей везде, куда бы ни отправился, и с князем Ци они, несомненно, тоже состояли в приятельских отношениях. Фань Лянь представил Чэн Фэнтая князю Ци, и они немного побеседовали, а объединяла их, разумеется, бывшая резиденция князя Ци.
Князь Ци спросил:
– Хорошо ли второму господину Чэну там живётся?
Чэн Фэнтаю всегда казалось, что он купил резиденцию за баснословно высокую цену, и теперь князь Ци смотрел на него как на умалишённого. Под этим психологическим давлением Чэн Фэнтай быстро нашёл себе оправдание и, чтобы показать свою прозорливость и убедить всех и себя, что княжеская резиденция стоит уплаченных за неё денег, сказал:
– Неплохо, хоть и немного холодновато. Сад просто великолепен, очень нравится моей жене. Князь предложил высокую цену, и в этом есть смысл. Камень из озера Тайху[146] сейчас редко встретишь на рынке.
Князь Ци улыбнулся:
– Цена высокая не из-за сада. Второй господин Чэн, должно быть, знает, что моя мать покончила там с собой, утопившись в колодце. Но вы наверняка не знаете, что произошло потом. Когда я вернулся из Сианя, из колодца достали её одежду, а тело матери всё разбухло. В последние годы служанки то и дело встречали призрак моей матери разгуливающим по двору. Она умерла, охваченная ненавистью, и её дух не нашёл покоя! Когда я продавал резиденцию, то подумал, что не могу отдать её по дешёвке, иначе окажусь виноватым перед своей матушкой.
У Фань Ляня от ужаса волосы встали дыбом, но в то же время ему хотелось рассмеяться, это чувство засело у него в груди, и с распахнутым ртом, словно малахольный, он взирал то на князя Ци, то на своего шурина. Выражение лица князя Ци было очень серьёзным, как будто он нисколечко не шутил и не собирался намеренно вызвать омерзение у других: на его лице можно было разглядеть честность и прямоту.
Чэн Фэнтай тоже остолбенел вслед за Фань Лянем и, задыхаясь от гнева, уставился на принца Ци:
– Вы… что?..
Князь Ци поклонился Чэн Фэнтаю:
– Сидите спокойно, наслаждайтесь представлением. Прошу прощения, вынужден вас покинуть.
Когда князь Ци удалился, Чэн Фэнтай наконец очухался и со всей силы треснул по подлокотнику:
– Да… я его дядю!
Он произнёс это так громко, что гости, стоящие неподалёку, все как один вытянули шеи и посмотрели на него, и даже князь Ань повернулся в их сторону. Дядей циньвана[147] Ци был не кто иной, как отец предшествующего императора, и то, что Чэн Фэнтай собирался с ним сделать, можно было расценить как немалое преступление. Фань Лянь крепко схватил его за рукав и принялся уговаривать:
– Зять, будет тебе! Он настоящий глупец, безрассудный человек. Я тебе не вру. Кто не знает, что он безумец!
Говоря начистоту, Фань Лянь и сам не понимал, безумец ли князь Ци или только притворяется им. Если даже такой сметливый и проницательный человек, как Фань Лянь, не может раскусить князя Ци, у других тем более нет ни малейшей надежды разглядеть хоть проблеск истины.
Князь Ци оставался загадкой.
Ню Байвэнь увлёк Шан Сижуя в гримёрку, но у дверей их уже поджидал никчёмный сын князя Аня. Бэйлэ Ань уже очень долго высматривал Шан Сижуя и, наконец-то завидев его, обрадовался так, что не и знал, куда себя девать, как обычно он принялся забрасывать Шан Сижуя бесконечными вопросами:
– Шан-лаобань, почему я не видел вас на банкете? Я-то думал, что мы пропустим с вами пару чарочек! Где же вы прятались? Совсем меня не уважаете! Вы отведали жареного карпа с соевой подливой? Его доставили прямиком из Ханчжоу, не останавливаясь ни на миг, ни единого дня промедления. А ещё те улитки в лотосе?.. Эй, Шан-лаобань!
Заметив, что Шан Сижуй не слишком-то с ним радушен, он протянул руку, желая ухватить того за плечо, но ничего не вышло.
У Ню Байвэня и так головной боли хватало, а тут ещё страх прогневить бэйлэ Аня. Преградив тому путь, он заговорил с улыбкой:
– Господин бэйлэ, сегодня особенный день, никак нельзя, чтобы Шан-лаобань испортил представление. Вы лучше-ка возвращайтесь на своё место и наслаждайтесь спектаклем.
Бэйлэ Ань оттолкнул его:
– Как моя беседа с Шан-лаобанем может испортить представление? Прочь! Шан-лаобань, Шан-лаобань…
Шан Сижуй редко обращал внимание на этого забавного человечка, и, бросив пару фраз, он, не останавливаясь, прошел прямиком в гримёрку. Другие актёры, увидев Шан Сижуя, принялись горячо его приветствовать. Шан Сижуй был человеком миролюбивым и приветливым, в чём-то беззаботным, и отношения со всеми актёрами у него складывались неплохие. Лишь один человек, лежавший на плетёном стуле лицом вверх, прикрывшись тёплым полотенцем, никак не откликнулся, на маленьком столике рядом с ним стояли принадлежности для курения опиума, а в гримёрке ещё чувствовался сладкий опиумный аромат. Шан Сижуй догадался, что это и был тот самый человек, который играл спектакли по императорскому указу и чей голос довёл до смерти нескольких дворцовых канареек, – Хоу Юйкуй.
Если говорить о Хоу Юйкуе, то он удостоился звания одного из самых именитых артистов, когда-либо служивших
