Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи
Людям, сидящим на земле, казалось, что не этот незнакомый человек говорит им, а они сами высказывают свои сокровенные мысли. Казалось, его сердце бьется в одном ритме с их сердцами и мучают его те же тревоги, что и сотни тысяч бедняков, их братьев.
— Война делает только первые шаги. С каждым днем она становится все более жестокой, принимает все более варварские формы. Японцы стоят на границах нашей страны. Они требуют от французов прекратить переброску чанкайшистам грузовиков, бензина и других военных грузов, в противном случае грозят вооруженным вмешательством. Французы пока пропускают эти угрозы мимо ушей. Но японцы внимательно следят за тем, что происходит в нашей стране. Их давно привлекает этот лакомый кусочек. Французы не желают опереться на народ, чтобы отстоять Индокитай. У них одна забота — награбить побольше добра, набить карманы, и они не выстоят против кровожадных хищников — японских фашистов. Рано или поздно японцы оккупируют нашу страну и принесут с собой разрушение и смерть. Наш народ ждут неслыханные испытания! Мы не можем сидеть сложа руки, дожидаясь, пока беда придет в наш дом. Отсутствие единства и сплоченности смерти подобно! Страх и уныние — это путы, которые сковывают наши действия. Перед лицом смерти нельзя опускать руки!
Кхак говорил со страстью, он словно бросал в эту толпу свои мысли, свою веру.
— Бездействие — это смерть! Только в борьбе сможем мы обрести жизнь. А для борьбы нужно единство, нужна организованность. У всех у нас одна судьба, одна доля, и, если кто-то начал борьбу, другой должен без колебаний встать рядом, если выступило одно предприятие, остальные должны его поддержать, если поднялось одно село, соседнее не должно молчать. Идите за нашей партией, идите за коммунистами! Боритесь против увольнений и увеличения рабочего дня, против угона во Францию ваших мужей и сыновей, против трудовых повинностей и захвата земель. Боритесь, используя всевозможные формы: от переговоров с хозяевами до забастовок и демонстраций. Не давайте французам обманывать себя, затуманивать мозги лживой болтовней! Не отдавайте им ни одного су! Боритесь за то, чтобы ни один вьетнамец не был взят в их армию! Придет час, и народ наш восстанет, сбросит иноземное иго, освободит родную землю и возьмет власть в свои руки. Он придет, этот час! Он уже не за горами! Наша совместная борьба приближает его!
Кхак остановился. Он задыхался, словно преодолел крутой подъем. С минуту все молчали, потом раздались отдельные возгласы, и вдруг, точно по команде, все взволнованно заговорили.
— А теперь разрешите мне зачитать обращение хайфонского горкома Коммунистической партии Индокитая.
Кхак вынул из кармана сложенную вчетверо листовку и, осветив ее электрическим фонариком, затемненным куском синей ткани, начал читать: «Обращение к согражданам. Соотечественники! Братья и сестры! Трудовой народ! Юноши и девушки, представители интеллигенции, солдаты...»
В горком Кхак возвращался за полночь. Тропинки и дороги были безлюдны. Он шел вдоль зарослей тростника, потом свернул по еле заметной тропинке в банановую рощу, где стоял небольшой бамбуковый домик. Кхак обогнул дом, отодвинул в сторону копну сена, скрывавшую лаз, и, пригнувшись, пролез в крохотную каморку.
В темноте послышался голос Лапа:
— Это ты, Зёнг?
— Да, я.
Кхак засветил лампу с закопченным стеклом. Тусклый свет упал на голые доски топчана, служившего и столом и кроватью. Каморку трудно было даже назвать комнатой: здесь едва умещался топчан. На топчане лежало несколько стопок белой бумаги, литографский камень, валик и выщербленная чашка с лимонами. В углу на охапке сена, сжавшись в комочек, спали Лап и мальчик лет двенадцати.
— Тебе тут принесли два письма и пачку книг.
— Значит, связной вернулся?
— Да.
Лап сел. Глаза у него совсем слипались, и он принялся резкими движениями растирать грудь и плечи.
— Ну и холодина!
Кхак снял куртку и кинул ее Лапу. Куртка была старая, не куртка, а ветошь.
— Спи, а я еще немного посижу.
Лап снова улегся, стараясь укрыть курткой и мальчика.
Книги были от Куен. Письмо, свернутое в небольшую трубочку, похожую на кокон, было от Ле, а на маленьком конвертике не было никакой надписи.
Кхак стал читать письмо Ле.
« К., — писал он, — посылаю тебе книги и письмо из дому. Несколько книг я оставил для ПКСВ[36], некоторые послал в ЦК, пришлю их позже. А ты, как только тебе будут не нужны те, что я прислал, отошли опять мне. Займись переводом или переложением «Основ ленинизма». Эта работа необходима нам для подготовки кадров. Если не удастся напечатать, пришли в ЦК, напечатаем на месте. Получил от тебя «Искру». Молодцы! Слышал, у вас отличный литограф, не могли бы вы перебросить его на время к нам? Скоро будем отмечать юбилей «Трех Л»[37]. Что думаете делать в связи с этим? Как там дела у солдат из рабочих батальонов и на строительстве аэродрома? Двадцатого по лунному календарю придет наш человек, передай ему все дела и приезжай ко мне, как условились. В случае чего ищи меня в пагоде У. Будь осторожен, предельно осторожен! Л.»
Кхак перечитал крохотный листок, исписанный бисерными буковками. Потом вскрыл конверт без надписи. При первом же взгляде на письмо лицо его просветлело, губы сами собой растянулись в улыбке: письмо было от Куен. Кхак не спеша, внимательно читал строчку за строчкой, читал и улыбался — он словно видел перед собой Куен: вот она сидит и пишет письмо, пересказывая ему все домашние новости, стараясь не пропустить ничего. Погода сухая, но рассады хватит. Овощи удались, бананы уже большие. Собирается гнать цветочную настойку из грейпфрутов. «Грейпфруты в этом году прямо усыпаны цветами...» Кхак живо представил себе их садик и будто ощутил знакомый аромат грейпфрутов, который доносился из ночного сада, когда он засиживался над переводами старинных книг. А эти пятнадцать донгов...
Видно, последние... Но как они кстати! Лап требует бумаги, красок, а ведь еще нужен и шрифт...
Кхак долго сидел и улыбался, весь во власти мыслей о доме. Наконец он поднялся, сжег оба письма и улегся спать. Однако он долго не мог заснуть — мысли о доме и прошедшем митинге не давали покоя. Митинг, кажется, прошел неплохо... Жаль, что никак не удается установить связь с солдатами из рабочих батальонов. Все их выступления разрозненны и неорганизованны. Это еще не настоящая борьба... Рабочие бегут со строительства аэродрома... Ле напомнил, что близятся годовщины Ленина, Люксембург и Либкнехта... По европейскому календарю уже начался Новый год. Через месяц с небольшим
