Шапи Казиев - Крах тирана
– Но почему тайный коридор ведет именно туда? – спросил Муса-Гаджи.
– Потому что владыка гарема уединяется там со своими избранницами. И никому не ведомо, что там делается.
Как неведомо и наложницам, что такое особое приглашение может оказаться для них последним.
– Как же ты оказался здесь, если у тебя была такая сладкая жизнь? – удивлялся Ширали.
– Мне предлагали хорошую должность, – сказал чайханщик. – Но я отказался и сбежал из Стамбула при первой возможности.
– Почему, если должность была хорошая? – спросил Муса-Гаджи.
– Это была должность евнуха.
Чайханщик поднялся и пошел за горячим чаем, потому что прежний уже остыл, пока он рассказывал о своих похождениях в серале паши.
– Подземный коридор может нам пригодиться, – сказал Ширали.
– По крайней мере не придется делать подкоп, – согласился Муса-Гаджи, хотя он предпочел бы вырыть подкоп, чем узнать о том, что случается в гаремах.
Глава 59
Надир-шах так и не дождался горских владетелей, которым были посланы грозные рагамы. Казалось бы, то, что творили в этих краях шахские орды, должно было привести горцев к смирению одной лишь угрозой повторения этих зверств. Но происходило обратное. Лазутчики доносили, что горцы намерены драться, сколько бы войск ни было у Надира. Шах им не верил и многим приказал вырвать лживые языки. Он надеялся, что на этот раз все будет по-другому, горские общества склонятся перед его невиданной силой и будут наперебой просить о пощаде. Шах был уверен, что так и будет. Он даже склонялся к тому, чтобы простить горцев за прежние восстания, взять в свое войско их лучших воинов и двинуться дальше, на Россию. Но с каждым днем он все яснее понимал, что дело принимает самый неприятный оборот.
Вместо призванных к шаху табасаранских владетелей, Кайтагского уцмия и Сурхай-хана к нему явились лишь незначительные лица, заявившие о готовности ему служить. Ханами и беками они были лишь по названию, и от их покорности Надир-шаху было мало проку. Он даже заподозрил в них людей, жаждущих получить власть, когда Надир-шах устранит настоящих правителей их вилайетов. Они обещали не противиться его воле, если он не станет разорять их края, но за покорность главных владетелей не ручались. Надир-шах почувствовал себя оскорбленным, оставил прибывших у себя заложниками, а в Табасаран и Кайтаг послал сборщиков податей, чтобы проверить, во сколько голов скота, лошадей и людей для шахского войска горцы оценят его милосердие.
Из самих владетелей явился лишь шамхал Хасбулат. Да и как он мог не явиться, когда был посажен на шамхальский престол самим шахом и был страшно зол на горцев, угнавших его лучших коней. Однако шамхал должен был не просто явиться к своему повелителю, но и привезти подати, полагавшиеся платить с шамхальства в шахскую казну. Но население платило неохотно, а большинство и вовсе платить отказывалось, за глаза называя шаха извергом, а Хасбулата – предателем. Так что собираемых податей едва хватало на содержание самого шамхала и его немногочисленных нукеров.
Входя во дворец, Хасбулат уже мысленно прощался с жизнью, зная свирепый нрав Надир-шаха. Но тот встретил шамхала милостиво. При столь неясном положении дел в Дагестане шах не мог себе позволить лишиться единственного союзника. Он не только обласкал Хасбулата, но и обещал ему несколько мешков денег, чтобы он нанял на них воинов для войны с непокорными горцами.
Убедившись, что шах не собирается его казнить, Хасбулат перевел дух. А затем, желая смягчить шахское негодование по поводу не пожелавших явиться горских владетелей, сказал ему:
– О владыка мира, они еще одумаются. Но у меня есть человек, который мог бы заменить их всех, вместе взятых.
– Кто же это? – с надеждой спросил Надир-шах.
– Его зовут Шахман, – сказал Хасбулат.
– Какого он звания? – в нетерпении спрашивал Надир-шах.
– Теперь трудно сказать, – объяснял Хасбулат. – Но его знает весь Дагестан, и он знает горы, как никто другой.
– Говори яснее, – потребовал шах.
– Он – ученый, богатый и влиятельный человек, – говорил Хасбулат, осторожно подбирая слова. – Но его изгнали из своего общества.
– Изгнали уважаемого человека? – не понимал Надир-шах. – В чем его вина?
– Он старался убедить главных людей в горах преклониться пред короной вашего шахского величества и не противиться воле судьбы.
– Из какого общества его изгнали? – спросил Надир-шах, которого этот человек начинал все больше интересовать.
– Из Андалалского.
– Андалалского?.. – шах пытался припомнить что-то знакомое.
– Он из тех мест, которые вашему величеству еще не знакомы, – осторожно подводил к сути Хасбулат. – Там живут андалалцы… Сразу за Кази-Кумухским ханством.
Теперь Надир-шах понял, о чем идет речь. Он слишком хорошо помнил, как после тяжелых боев Сурхай-хан смог уйти к этим самым андалалцам, не дав победе Надир-шаха сделаться окончательной. Но Хасбулату шах сказал другое:
– Эти места мне не знакомы, но я намерен узнать их поближе. Чтобы и андалалцы, и все остальные, кто еще не склонился у моего стремени, подлинно узнали, кто такой Надир-шах и почему его называют властелином мира.
– Сожалею, что прежние уроки не пошли им впрок, – произнес Хасбулат.
– Приведи ко мне этого Шахмана, – велел Надир-шах. – Этот человек может нам пригодиться.
– Он тут, неподалеку, – засуетился Хасбулат. – Я оставил его у ворот крепости.
Шах подал знак стражнику, и тот бросился исполнять повеление.
Хасбулат мысленно потирал руки. Шахман, которого он встретил в Дербенте, сам просил устроить ему аудиенцию у шаха. И теперь, когда от него отвернулись в горах, Шахман горел желанием отомстить своим соплеменникам. А что до его мечтаний сделаться первым человеком в Дагестане, мечтаний сколь вредных, столь и несбыточных, то на этот счет у Хасбулата были свои намерения, и люди вроде Шахмана могли быть ему полезны. До поры до времени. А после от них будет нетрудно избавиться. И кто за этого Шахмана заступится, если даже земляки его изгнали? Да и Сурхай-хан, как слышал Хасбулат, не особенно с ним церемонился. А когда Хасбулат сделается владыкой гор, тогда он изгонит и каджаров, которых ненавидит не меньше, чем тот же Сурхай. Хасбулат вовсе не желал остаться в памяти своего народа предателем, вассалом кровожадного завоевателя. Но его время еще не пришло…
– О мой повелитель, этот человек доставлен, – послышался громкий голос привратника.
В дар Надир-шаху Шахман привел красивого коня в дорогом убранстве.
Шах принял Шахмана, как знатного человека, и даже не разгневался, когда тот не подполз к его ногам, как другие, а лишь коснулся рукой пола, входя в тронный зал.
Секретарь, которому было велено узнать все, что можно, об этом человеке, успел доложить шаху про попытки Шахмана собрать народы под своим началом, как к этому отнеслись горцы, как Шахман уговаривал дагестанцев хотя бы не воевать с Надиром и встать под его знамена. И особенно про желание Шахмана расквитаться с теми, кто с позором изгнал его из общества. Все это лишь дополняло рекомендации шамхала Хасбулата, и Надир-шах прикидывал, какую пользу можно извлечь из амбиций оскорбленного горца.
– О великий падишах, я прибегаю к твоему покровительству… – начал Шахман.
Не дослушав его громкие приветствия, Надир-шах сказал:
– Я вижу в тебе брата.
– Это слишком великая честь для меня, – слегка поклонившись, ответил Шахман.
– Так оно и есть, – продолжал Надир-шах. – Я слышал, ты хотел объединить всех горцев?
– Боюсь, что они к этому еще не готовы, великий падишах, – ответил Шахман.
– Это совсем неплохо, – подумал про себя Надир-шах. – Плохо, когда бунтари собираются вместе.
– Даже в нашем маленьком Дагестане… – продолжал Шахман.
– В моем Дагестане, – поправил его Надир-шах.
– Именно так, мой повелитель, – испуганно поправился Шахман. – Даже здесь десятки племен и народов не знают покоя от междоусобиц, а их соседи изнемогают от набегов.
– Отчего же происходят эти смуты? – вопрошал Надир-шах.
– Земли мало, людей много, а гордости больше, чем самих гор. Покорившись вашему величеству, они бы обрели все блага этого мира, коими пользуются счастливые подданные вашей бескрайней державы. Но в горах засели упрямцы, которым их свобода дороже милости и безграничной щедрости великого падишаха.
– Кто из них самый сильный? – спросил Надир-шах.
– Считается, что Сурхай-хан Кази-Кумухский, – начал Шахман.
– Считай дальше, – велел Надир-шах. – С Сурхаем я уже имел дело.
– Дальше… – замялся Шахман. – Ханы Хунзахский и Мехтулинский, уцмий Кайтагский, майсум Табасаранский, еще кадии со своими владениями, беки. А главное – вольные общества и их союзы. Это люди дерзкие и отчаянные. Они не признают над собой ничьей власти, кроме власти Аллаха, живут свободно, как птицы, сами по себе. А в стаи сбиваются, только когда почуют общую опасность.
