Шапи Казиев - Крах тирана
– Резные? – с тоской в голосе переспросил Калушкин.
– На них будут изображены подвиги Надир-шаха, как на стенах Персеполя изваяны победы древних персидских царей.
– Они собираются строить здесь дворец шаха, – сообщил Мусе-Гаджи чайханщик. – И хотят взять тебя на работу вместе со слоном.
– Я согласен! – крикнул Муса-Гаджи. – И слон тоже! Он давно соскучился по настоящей работе.
– Мне нужен именно слон, – уточнил Сен-Жермен.
– Я тоже вам нужен, – настаивал Муса-Гаджи. – Я хорошо умею строить дома!
– В самом деле? – не поверил Сен-Жермен. – Тогда скажи мне, что ты видишь перед собой?
Сен-Жермен указал на землянку Петра.
– Крепкое здание, – сказал Муса-Гаджи, не слезая со слона. – Фундамент глубокий, блоки скреплены свинцовыми штырями. Строилось на деревянном каркасе, выпуская один саман над другим, чтобы получился купол. Простоит долго…
– Пока наши вернутся – уж точно, – мысленно произнес Калушкин, а вслух добавил: – Мастера сразу видать.
Сен-Жермен обошел землянку, желая удостовериться, насколько прав этот погонщик слонов, называющий себя строителем. И вынужден был признать, что тот не ошибся.
– Отчего же ты погоняешь слона вместо того, чтобы строить дома? – спросил Сен-Жермен.
– Потому что теперь никто ничего не строит, – ответил Муса-Гаджи. – Зачем строить дома, которые завтра разрушат?
– Будешь у меня служить, – согласился Сен-Жермен.
– А гарем во дворце тоже будет? – любопытствовал Муса-Гаджи.
– В первую очередь, – усмехнулся Сен-Жермен, а затем добавил: – Если знаешь таких же молодцов, что умеют строить, приводи.
– Может, возьмете и меня? – вступил вперед Ширали, постукивая перед собой палкой.
– Слепого? – поразился Сен-Жермен. – На что ты годен?
– Всякое дело следует начинать с молитвы, – ответил Ширали. – А молитвы слепца ничем не хуже молитвы зрячего. И даже лучше, ибо его ничто не отвлекает.
– Твоя правда, философ, – согласился Сен-Жермен. – Сколько стоит твоя молитва?
– Обращение к всевышнему – бесценно, – отвечал Ширали. – И это так же верно, как то, что все мы произошли от Адама и Хавы.
– Да-да, – раздраженно ответил Сен-Жермен, – И все мы, выходит, братья. Благодарю, что напомнил.
– Твои слова справедливы, – продолжал Ширали. – Но много ли справедливости в том, что у одних есть все, а у их братьев – ничего?
– На все воля господа, – вздохнул Сен-Жермен и бросил Ширали серебряную монет у.
Ширали нашел ее по звуку, с которым она ударилась о землю, ощупал, определяя стоимость, и воздел руки к небу:
– Как мало теперь ценят братьев!
– Бери и помалкивай, – ответил Сен-Жермен. – Если сюда сбегутся наши остальные братья, тебе и этого не достанется.
Калушкин крякнул от удивления, с какой ловкостью Сен-Жермен отделался от попрошайки, и, чтобы не опровергать великие истины, тоже сунул нищему монету, как брату.
На том они и расстались. Всю ночь друзья пировали в чайхане, и Муса-Гаджи не уставал пересказывать Ширали те чудесные мгновения, когда он вдруг увидел свою Фирузу, которую он теперь любил еще сильнее. Так сильно, что готов был разнести цитадель, где ее прятали.
Глава 57
План Сен-Жермена Надир-шаху понравился. Особенно то, как будет явлено величие властелина мира в сравнении с жалкой норой Петра, которого называли Великим. Чтобы убедиться, сколь впечатляющей будет разница, и заложить первый камень своего нового дворца, Надир-шах изволил покинуть цитадель и выехать в город.
Кортеж двигался со всеми обычными предосторожностями, но, так как была пятница, Надир-шах решил посетить древнюю Джума-мечеть, где и совершил молитву вместе с многочисленными прихожанами. По завершении молитвы мулла произнес хутбу на имя Надир-шаха, как это делалось в Персии.
Надир пожертвовал мечети кисет с золотыми монетами и направился дальше. Мечеть ему понравилась, но его чем-то смутил невысокий столб, стоявший во дворе мечети под высоким деревом. Этот столб напомнил ему Делийский столб исполнения желаний, который он не сумел обхватить руками и не смог вырвать из земли. Но Надир-шах прижимал к груди свой знаменитый щит побед и не сомневался, что все его желания сбудутся. И что гордая горянка, увидев поверженный Дагестан, сменит свою напрасную гордость на жаркие ласки.
Вопреки ожиданиям свиты, которая предлагала снести последнее напоминание о прежнем владычестве русских, Надир отнесся к землянке Петра с почтением. Скромность русского императора говорила о многом. Будь он занят собственными удовольствиями, он бы не смог сделать столько, сколько сделал. Завоевать земли от Астрахани до персидских провинций вокруг Каспийского моря – это кое-что значило, и шах способен был оценить это по достоинству.
– Неизвестно, как бы все обернулось, если бы мне пришлось иметь дело с императором Петром, а не с его наследниками, – думал Надир-шах. – Возможно, тогда эта жалкая землянка показалась бы мне величественнее Тадж-Махала.
У Калушкина отлегло от сердца. Он любил Петра всей душой и мог не пережить надругательства над его памятью.
Надир велел оставить землянку на месте и приставить к ней охрану, а дворец возвести ближе к южной стене, чтобы к нему можно было подъезжать через ворота Дубары-капы.
– И пусть он будет не столько красив снаружи, сколько прекрасен внутри, – продолжал Надир-шах, как будто землянка Петра изменила его первоначальные планы. – Пусть будут в нем чудесные покои, сад и фонтаны, гарем для владычицы моего сердца и все остальное, как подобает дворцам. Конюшни должны быть просторны, а погреба обширны. А от дворца к городу пусть протянутся широкие улицы с великолепными зданиями и караван-сараями!
В прилегающей к морю местности, называемой Дубары, шах велел построить казармы для своей гвардии. На том самом месте, где еще оставались руины земляной крепости, в которой стояли полки Петра. Было известно, что русский государь сам определил это место, собственноручно сделал чертеж и отмерил участки.
Когда Сен-Жермен доложил Надир-шаху, что русский царь собирался построить у города еще и гавань с портом для торговых кораблей, Надир-шах велел закончить дело, начатое Петром.
– И не только для торговых, – добавил он. – Пусть здесь стоят и военные корабли, которые строят для меня англичане.
Для Сен-Жермена и особенно для Калушкина это было новостью. Но оказалось, что так оно и есть. Англичанин Эльтон уже построил в персидском порту Лангеруте фрегат с восемнадцатью пушками и теперь строил новые корабли, большие и малые. Надир-шах сделал Эльтона своим адмиралом и положил ему хорошее жалование. В помощь ему были высланы и казаки, обитавшие у Низовой пристани. Якоря для кораблей ковали на железных заводах в Мосуле. Вся Лангерутская область была подчинена потребностям Эльтона, и теперь там сеяли много конопли, из которой вили веревки и якорные канаты.
Новое место для дворца, которое указал Надир-шах, начиналось как раз там, где стояла чайхана. Дрожащий от страха чайханщик, упавший ниц перед повелителем, так и не набрался смелости подняться. Увидев его и поняв, в чем дело, Надир-шах спросил:
– Сколько стоит твоя чайхана?
– О мой повелитель! – срывающимся голосом произнес чайханщик. – Она ничего не стоит, если самому великому падишаху понадобилось это место.
– Назови цену! – велел Надир-шах.
Слуги подняли чайханщика на ноги, и тот, набравшись храбрости, попросил:
– Цена ее – милостивое соизволение великого повелителя, убежища справедливости, чтобы я построил новую чайхану на улице между дворцом славного падишаха и городом.
– Будь по-твоему, – согласился Надир-шах.
– О великий Аллах! – завопил от счастья чайханщик. – О безграничная милость повелителя!..
Тем временем появился большой камень, который притащил слон Мусы-Гаджи. Слуги шаха постелили на землю ковер, переложили на него камень и, взявшись за края ковра, понесли камень к шаху. Стража расступилась и вновь сомкнулась вокруг его величества.
Надир-шах наступил на камень ногой и оглянулся на Сен-Жермена:
– Теперь ты еще и мимарбаши – начальник строителей. Я положил свой камень, а ты положишь остальные.
– Слушаю и повинуюсь, ваше величество, – склонился перед шахом Сен-Жермен.
Когда шах со своей свитой удалился, появились десятки ароб, которые везли длинные каменные плиты. Их сопровождали конные каджары.
– Откуда столько? – удивился Муса-Гаджи.
– С кладбища, – пояснил Ширали.
– Надмогильные плиты? – ужаснулся Муса-Гаджи.
– Какая разница? – развел руками Сен-Жермен. – Покойникам они ни к чему, а если полагаться только на твоего слона, даже такого сильного, дворец не построят и за сто лет.
– Однако это кощунство, – возразил Калушкин.
– Моя голова мне дороже этих камней, – сказал Сен-Жермен. – От шахских палачей не спасет никакой эликсир.
