Шапи Казиев - Крах тирана
– Моя голова мне дороже этих камней, – сказал Сен-Жермен. – От шахских палачей не спасет никакой эликсир.
– Выходит, господин хороший, вы взялись не за свое дело, – сказал Калушкин.
– О мсье Калушкин, чем только мне не приходилось заниматься! – вздохнул Сен-Жермен. – Да еще в разные времена…
Напустив туману насчет таинственных сторон своей жизни, Сен-Жермен собирался было уехать вслед за шахской свитой, но вопрос Мусы-Гаджи его остановил:
– Известно ли вам, что написано на этом камне?
Сен-Жермен вгляделся в вырезанную на надгробии надпись, но ничего разобрать не смог.
– Так что? – спросил вместо него Калушкин.
– Под этим камнем был похоронен персидский воин, да простит Аллах его грехи, – сказал Муса-Гаджи, читая надпись. – И это было так давно, что он может оказаться из славных предков Надир-шаха.
– Гм, – призадумался Сен-Жермен. – Это меняет дело.
– Не зря говорится, что негоже тревожить прах усопших, – сказал Калушкин, крестясь.
– Так пусть добудут мне камень там, где берут другие, – велел Сен-Жермен своему помощнику-персу. – Побольше и побыстрее.
– В каменоломне, – подсказал Муса-Гаджи.
– Я пошлю туда рабов, – кивнул перс. – Камень будет.
– А если не будет, то не будет и твоей головы, – пригрозил Сен-Жермен, больше тревожась за собственную голову. – Ну же, шевелитесь, бездельники! А эти камни верните на место, не то за ними явятся призраки!
Перс поспешил исполнять приказ, и скоро вереница ароб двинулась в обратную сторону.
Сен-Жермен достал из глубокого кармана камзола фляжку с коньяком и сделал изрядный глоток.
– Варвары! – сердился он. – Наука процветает, а они вцепились в свои предрассудки.
– Так уж у них заведено, – ответил Калушкин, не отказавшись пригубить из фляжки Сен-Жермена. – А что, чародей вы наш, не навестить ли нам хамам? Говорят, тутошние горячие воды да банщики-костоправы так омолодить могут – не в пример вашему эликсиру.
– Отличная идея, мсье, – кивнул Сен-Жермен. – Чтобы стать бессмертным, нужно заботиться о здоровье. Это весьма усиливает действие эликсира.
И они отправились в дербентские бани, обсуждая вопрос о строительстве англичанами персидского военного флота, который встревожил обе стороны: Калушкина – потому что флот строился на Каспии, Сен-Жермена – тем, что, если флот строится на Каспии, он может быть построен и в Персидском заливе, а это уже было серьезной угрозой для Индийского океана, где владычествовали французские эскадры.
Глава 58
От пережитых волнений Сен-Жермен забыл в чайхане план будущего дворца, и теперь в нем пытались разобраться Муса-Гаджи и Ширали. Главное им было понятно: вот тронный зал, вот покои, вот селямлик – для приема гостей, здесь – сад, здесь – бассейн, хамам… Непонятно было лишь назначение длинного и слишком узкого коридора, ведшего от гарема в сторону моря. Да и прочерчен он был не ясно, как другие помещения, а едва заметными линиями.
– Это для спуска воды из бассейна, – предположил Ширали.
– Для спуска воды тут трубы указаны, – тыкал в чертеж Муса-Гаджи, – и для подвода тоже.
– Может, тайный ход? – чесал затылок Ширали. – Шах любит незаметно подглядывать за наложницами.
– Неужели ты думаешь, что он будет пробираться в свой гарем по узкому подземному коридору?
– Ну, тогда… – морщил лоб Ширали.
Чайханщик принес свежего чая и тоже уставился на чертеж.
– Что это у вас за картинка?
– Это – образ будущего дворца падишаха, – объяснил Муса-Гаджи. – С гаремом. Ты когда-нибудь видел гарем?
– Не только видел, но и бывал там! – гордо сообщил чайханщик.
– Ты? – не поверил Ширали. – Скажи еще, что ты – евнух.
– Сохрани меня Аллах, – провел рукой по бороде чайханщик. – Но клянусь своей бородой, что был в настоящем гареме и видел такое, что вам и не снилось!
Друзья недоуменно переглянулись, и Ширали попросил чайханщика:
– Так расскажешь или потребуешь плату за свою тайну?
– Плату я получил сполна в том самом гареме, – многозначительно подмигнул чайханщик. – А дело было так…
И чайханщик пустился в сладостные воспоминания:
– Не думаете ли вы, что я всегда был презренным чайханщиком? Гарем – вместилище тайн, которые известны только его обладателям и мне! Не скажу, где это было, потому что тот паша, важный сановник, еще жив, дай Аллах ему здоровья. У него было много государственных дел, четыре жены, а сколько у него было наложниц – он и сам не знал. Такой уж он был человек, что взятки предпочитал получать наложницами. Очень он красавиц любил, особенно молодых. Любоваться – любовался, особенно когда они в бассейне плескались, только не до всех у него доходили руки.
И гарем у него был что райский сад. Даже зимой в нем распускались чудесные цветы. Это потому, что было тепло, а тепло было, потому что я в том гареме служил истопником.
– Где печи, а где гаремные красавицы? – сомневался Ширали.
– Печи были внизу, – согласился чайханщик. – И много в них угля сгорало. А я таскал его и таскал и сам стал похож на мавра, который охранял гарем. Тот бедняга был из Абиссинии и все время мерз, стоя у дверей гарема. Вот я и стал пускать его к себе погреться. Он-то мне и рассказал, чем заняты гаремные красавицы.
– И чем же они занимались? – ревниво спросил Муса-Гаджи.
– Вам лучше не знать, – многозначительно произнес чайханщик. – Но, чтобы заполучить к себе настоящего мужчину, они готовы были на все. Даже евнуха пробовали подкупить, чтобы завести себе поклонников. Но абиссинец только вздыхал и хватался за свою голову, которую боялся потерять из-за жаждущих любви наложниц.
– Говори толком, – попросил Ширали. – Ты-то тут при чем?
– А при том, что мне приходилось утешать несчастного евнуха. А утешался он только кальяном, в котором табак был смешан с лучшим сортом банджа, приготовляемого из сгущенного сокаиндийской конопли, а в воду было добавлено сладкое вино. И когда бандж овладевал им, евнух засыпал так крепко и надолго, что не просыпался даже от собственных воплей. А вопил он о том, что напрасно сделался евнухом и хочет вернуться в родную Абиссинию, где девушки красивее, чем в холодной Турции. Когда я убедился, что евнух не проснется даже от трубы Азраила, я стал переодеваться в его одежды и посещать гарем, чему красавицы были несказанно рады.
– Так ты, выходит, большой грешник? – усмехнулся Ширали.
– А разве не грех томить юных красавиц, которые вполне могли состариться, так и не познав любви? – отвечал чайханщик. – Я уверен, что они и на том свете за меня молятся.
– На том свете? – удивился Муса-Гаджи. – О чем ты говоришь?
– Всему виной ревность! – воскликнул чайханщик. – Одни наложницы нравились мне больше других, а были еще и те, которые готовы были до старости оставаться верными своему господину. Хотя он, я думаю, даже не помнил об их существовании. Как бы там ни было, а сплетни завистниц дошли до ушей самого паши. Слава Аллаху, меня тогда не было в гареме, я как раз отправился с ослами за углем.
– Что же там случилось? – торопил Ширали.
– Паша умертвил половину гарема, виновных и невиновных, павших жертвой наветов завистливых соперниц. Правда, те, кому сохранили жизнь, видимо, надеялись заменить моих возлюбленных и указали на абиссинца как на преступника. Сколько тот евнух ни уверял, что даже при особом старании не смог бы совершить преступление, в котором его обвиняли, это его не спасло. Что с ним сделали палачи, вам тоже лучше не знать…
– И чем же все кончилось? – спросил Муса-Гаджи.
– Ничем. Все выглядело так, будто ничего не случилось. Я же говорил, что паша был на высокой должности, и лишние разговоры ему были ни к чему. Зато уж мне пришлось потрудиться.
– Опять в гареме? – изумился Ширали.
– Почти. Я вытаскивал трупы и делал так, чтобы они бесследно исчезали в темных водах Босфора.
– И никто ничего не видел? – не верил Муса-Гаджи.
– И не мог увидеть, – объяснял чайханщик. – Как в каждом приличном гареме, там был тайный подземный коридор, через который удаляют неугодных наложниц. Их зашивают в мешки, бывает – еще живых, вместе с парой чугунных ядер, которые должны им кое-что напомнить. Потом тащат по этому коридору и избавляются от позора.
Муса-Гаджи показал загадочные линии на чертеже дворца и спросил:
– Значит, и здесь устроят такой коридор?
– А как же! – кивнул чайханщик, покосившись на бумагу. – Он самый и есть. Гарем без этого не бывает, как не бывает женщин, которым жизнь дороже любви.
– Откуда ты знаешь? – с надеждой спросил Муса-Гаджи.
– Знаю, поверь мне, – загадочно вздыхал чайханщик. – Как знаю и то, что этот коридор на карте ведет сначала в подземные покои, а оттуда – к морю, где топят неугодных невольниц.
– Подземные покои? – не понимал Муса-Гаджи, вглядываясь в чертеж.
– Это такой подземный павильон с куполами из цветного стекла. Там прохладно, когда жара, а мраморные полы и стены украшены, как драгоценная шкатулка, из фонтанов льется розовая вода или лимонная, а бывает, и та, и другая. А в бассейне плавают чудесные рыбки.
