Семь престолов - Маттео Струкул
Идальго вновь покачал головой и покосился на своего верного помощника, который раздавал приказы солдатам из восточной башни.
— Надо уходить отсюда, — пробормотал себе под нос дон Рафаэль. Затем повернулся к стоявшему рядом аркебузи-ру и сказал: — Солдат, бегите в башню и передайте капитану мой новый приказ: мы покидаем замок. Заберите все ценное, что сможете унести. Я не собираюсь отправлять своих людей в заведомо проигрышное сражение.
Аркебузир уставился на него изумленно, но в то же время с явным облегчением.
— Поняли?! — прикрикнул на него дон Рафаэль.
— Так точно!
— Значит, выполняйте!
— Будет сделано, ваша светлость!
Третий раз повторять не пришлось: аркебузир резво побежал в сторону башни.
* * *
На горизонте показалось солнце, и Пьер Кандидо Дечембрио удовлетворенно вздохнул. Вот он, первый рассвет Амброзианской республики. Знатные миланцы — Антонио Тривупьцио, Теодоро Босси, Джорджио Лампуиьяно, Инноценцо Котта и Бартоломео Мороне — собрали совет в палаццо Бролетто-Веккьо прошлым вечером, как только стало известно о смерти герцога.
В результате были выбраны двадцать четыре представителя из людей благородного происхождения, которые образуют новое правительство при поддержке народной ассамблеи — Большого совета девятисот. Совет, конечно же, состоял не совсем из народа: в него вошли члены узкого круга придворных, правоведов, нотариусов, советников, банкиров и глав гильдий ремесленников. Пьер Кандидо Дечембрио был горд оказаться в их числе.
Теперь он спокойно смотрел в окно на площадь перед палаццо и вовсе не чувствовал себя изменником. Дечембрио уже давно осуждал поведение герцога, что в последние месяцы нередко приводило к разногласиям и даже открытым столкновениям между ними. Советнику ужасно надоело выслушивать бесконечные жалобы Филиппо Марии и терпеть самые разнообразные унижения, которым подвергал его этот безумец. Дечембрио было уже почти пятьдесят, пора позаботиться о собственном будущем. Конечно, в прошлом служба при дворе герцога принесла ему определенную славу и достаток, но в настоящем он не собирался хранить верность безумцу, который, умирая, мечтал утащить с собой в бездну все свое окружение. Вот почему Дечембрио выбрал республику. Он также понимал, что очень скоро, а то и прямо сегодня, миланцы восстанут против главного символа власти Висконти — замка Порта-Джовиа.
Отовсюду приходили слухи, что жители готовят настоящую атаку. Дечембрио неоднократно говорил об этом и на собрании: он видел, насколько миланцы измучены маниями герцога и его совершенно непредсказуемым поведением.
Вот почему этим ранним утром, несмотря на бессонную ночь, бывший советник Филиппо Марии пребывал в радостном возбуждении и почти физически ощущал энергию, что наполняла все вокруг с рождением нового правительства. Дечембрио находился в Зале тщеславия палаццо Бролетто-Веккьо, пока совершенно пустом. Огромные окна этой богато обставленной комнаты выходили во двор, но особенно пленяла взор великолепная фреска кисти флорентийского художника Джотто ди Бондоне, поражавшая своей красотой и глубоким содержанием.
Пьер Кандидо Дечембрио покачал головой, внезапно почувствовав легкую грусть. Возможно, как раз фреска и навела его на невеселые размышления. Он посмотрел на торжествующую Славу, задающую тон всей композиции. Аллегорическая фигура, полная великолепия и блеска, располагалась в самом центре, на колеснице, запряженной роскошными лошадьми. Ниже были изображены знаменитые мифологические персонажи и исторические личности: Эней, за ним Гектор, Геракл, Аттила, Карл Великий, ну и, наконец, Аццоне Висконти. Все они были верхом на лошадях и протягивали руки к небу в отчаянной попытке коснуться Славы и удержать при себе таинственное и неуловимое создание. Недостижимость ее подчеркивалась цветовым контрастом между синевой неба и золотом земли, что должно было напоминать, как часто признание оказывается хрупким и недолговечным. Глядя на эту картину, Пьер Кандидо невольно подумал о Филиппо Марии Висконти. Герцог захватил власть, отрубив голову Беатриче Кане, наказав ее и одновременно освободившись от соперницы с такой жестокостью, какую может позволить себе открыто проявлять только монарх. Затем, годы спустя, он оставил томиться в ожидании у себя в замке Карманьолу, высокомерного кондотьера, не побоявшегося противопоставить себя герцогу. А как забыть довольную ухмылку Филиппо Марии после того, как он сначала осыпал Дечембрио всевозможными оскорблениями, но потом принял его план выдать единственную дочь Висконти за Франческо Сфорцу? В конце концов, советнику и правда пришла в голову отличная идея. Пьер Кандидо Дечембрио был полностью уверен в успехе своего предложения, но не мог и представить, что вскоре после объявления о помолвке герцог начнет завидовать тому, кто получил руку его дочери.
Филиппо Мария хотел обмануть судьбу, постоянно ведя двойную или тройную игру, но в итоге пал жертвой собственных интриг. Если поначалу он сумел объединить и укрепить герцогство, то потом оно стало распадаться на части, как и сам Висконти. Его власть слабела и угасала, как и его раздувшееся, изуродованное тело.
А теперь он завершил свой путь. Слава Филиппо Марии растворилась в смерти, превратившись в бледную тень, в эфемерную дымку, исчезающее в ходе времени, в слабый отсвет ускользающей мечты.
Пьер Кандидо не желал себе подобной судьбы, а потому выбрал более приземленную материю — политику. Дечембрио совершенно не беспокоило, что в глазах многих его имя будет связано с изменой и трусостью, потому что он думал совсем о другом.
Экс-советник герцога Висконти вынашивал грандиозные планы на ближайшее будущее.
ГЛАВА 65
ЛЕСТНИЦЫ И ПАЛКИ
Миланское герцогство, замок Порта-Джовиа
Переполненные гневом и яростью миланцы с лестницами и палками в руках нескончаемым потоком приближались к стенам замка.
Но крепость оказалась пуста, а ворота были открыты нараспашку. Не в силах поверить в такую невероятную удачу, толпа продвигалась осторожно, словно собака, опасливо входящая в воду. На
