Под сенью чайного листа [litres] - Лиза Си
Господин Чоу идет еще дальше:
– У меня есть чай, собранный с одного тысячелетнего дерева!
Господин Кван переплюнул обоих:
– Один крестьянин из провинции Фуцзянь продал мне чай, собранный дрессированными обезьянами!
На лице мистера Хуана появляется озадаченное выражение. Он стучит костяшками пальцев по столу, требуя внимания.
– А нет ли у кого-нибудь из вас чая, собранного губами девственниц, прошедших медицинское освидетельствование?
Мои клиенты перешептываются между собой. Только ленивый не читал в интернете статей об этом чае! Девушки должны быть не просто девственницами, но и иметь грудь третьего размера. В некоторых сообщениях утверждается, что девушки даже спят с чаем на груди, чтобы напитать листья жизненной силой и энергией.
– Никто не верит в эти истории, – усмехается господин Линь. – Если вдруг клюнули, мой друг, значит, вас обманули. Не расстраивайтесь. Даже мне подсовывали подделки лихие торговцы – утверждали, что листья собрали с лесных деревьев, но обманывали, или ферментировали листья естественным образом, однако подвергая их экстремально влажному хранению при высокой температуре, чтобы получить правильный цвет, но не глубину вкуса. Мы должны всегда помнить слова Лу Юя, великого чайного мастера, сказанные нам тринадцать сотен лет назад: «Качество и вкус чая определяет рот».
– Как проверить подлинность… Вот в чем вопрос! – вклинивается господин Чоу. – Говорит ли продавец правду? Является ли упаковка из рисовой бумаги оригинальной? Но, как заметил господин Линь, ответ даст проверка на вкус. Ваше тело подскажет. Если вкус не тот, значит, чай не тот.
– Покупатель, бди! – заключает господин Кван.
Услышав смех господина Хуана, я переношусь на много лет назад. Кожа на моих руках покрывается мурашками, будто я наступила на гадюку. Он – физическое воплощение всех моих ошибок, даже если не виноват во всем том, что я с ним связываю.
– Мне нравятся мудрые люди, – говорит господин Хуан, – и все, что вы говорите, – правда. Мы же коллекционеры, нет? Мы пробуем чай каждый день. Мы знаем свой собственный чай. Никто не верит в чай, собранный девственницами, потому что остались ли они в Китае в наши дни? Но разве вы усомнитесь, когда я скажу, что первым вернулся к кустарным методам создания пуэра?
Сяньжун закатывает глаза, будто слышал эту историю уже тысячу раз, но господин Линь отвечает простодушно: «Как интересно!», потом добавляет, не удержавшись:
– Расскажите!
– Если вы настоящий ценитель, то слышали обо мне, – говорит господин Хуан. – Я открыл новую страницу – снова стал делать чай под частной маркой.
– Вы мистер Люй, создатель марки «Простая элегантность»? – с нескрываемым благоговением спрашивает мистер Чоу.
Гордо расправленные плечи господина Хуана горбятся. Затем его глаза приобретают стальной блеск, который я так хорошо помню.
– Мы с господином Люем были в чайных горах примерно в одно и то же время. Мои листья тоже не собирали сорок лет…
– Девственницы или обезьяны? – подшучивает господин Линь.
Господин Хуан заметно вздрагивает. Мне хочется, чтобы он убрался из магазина и мое спокойствие восстановилось.
– Чай, который я создал, особенный, очень мощный…
– Хватит, папа! – перебивает Сяньжун на идеальном английском. Затем, обращаясь к остальным, говорит: – Пожалуйста, простите моего отца.
– У нас тоже есть свои истории! – добродушно отмахивается господин Линь. Он обнимает за плечи своих товарищей. – Пойдемте, оставим незнакомцев, пусть занимаются делами с нашей девицей.
Несмотря на все уговоры, трое моих клиентов убирают ноутбуки, мобильные телефоны и чашки.
– Мы вернемся после обеда, – объявляет господин Чоу – не знаю, то ли чтобы предупредить господина Хуана и его сына, то ли чтобы успокоить меня.
Как только они выходят за дверь, Сяньжун поворачивается ко мне.
– Я прошу прощения за своего отца. Он как тот рыбак, что позволил крупной рыбе соскочить с лески. Он постоянно переживает из-за рыбины, которая ушла. Каждый год, с тех пор как папа создал свой первый чай, он ездил в другие горные районы, пытаясь воссоздать один конкретный сорт, которого у него получилось только два блина…
– Но мне не хватало одного особого ингредиента, – вклинился господин Хуан. – Листьев из твоей рощи.
По позвоночнику пробегает холодок. Они сразу знали, кто я.
– Как вы выяснили, что я работаю здесь? – спрашиваю я.
Господин Хуан смеется.
– Я приезжал в вашу деревню прошлой весной. Разве родные не сказали? А еще мой старый друг чайный мастер Сунь…
У меня сводит желудок. Он приезжал к нам весной? И знает моего чайного мастера? Я думала, Сунь пробовал только чай господина Хуана.
– Не волнуйтесь, тетя Лиянь, – говорит Сяньжун, снова на английском, на этот раз обращаясь ко мне с почтением. – Отец совершил ошибку, продав большую часть чайных блинов, произведенных на горе Наньно, одному корейскому коллекционеру. Знаете, сколько они сейчас стоят? Я вам скажу – тысяча триста долларов США за блин.
Ого!
– Забудьте мое сравнение с рыбаком, – продолжает Сяньжун. – Мой отец больше похож на Ахава[33] в поисках своего кита.
Это ставит меня в тупик. Я хочу, чтобы они убрались из моего магазина. Меня трясет, пот пропитывает подмышки, несмотря на все мои усилия обрести спокойствие. Комната не очень большая, и мы стоим втроем: мужчина, который смотрит на меня, мальчик, который стыдится отца, и я, чувствующая себя ничтожной, необразованной деревенской девчонкой из горного племени. Но я не прогоняю их, а решаю показаться дружелюбной и услужливой.
– Пожалуйста, садитесь, выпьем чаю, – говорю я ровным голосом и указываю на табуретки перед чайным столиком.
Следующие два часа мы проводим за чаепитием и «общением», как выразился господин Хуан. Он по-прежнему живет в Гонконге, но у него так много строительных проектов в Гуанчжоу, что теперь он приобрел здесь квартиру. Сына отправил в Андовер, подготовительную школу в Америке, где тот стал одним из многих иностранных студентов.
– Но мальчишка влюбился в белую девушку, – сетует господин Хуан. – Мне пришлось вернуть его домой. Теперь он учится в Американской международной школе в Гонконге.
Неужели господин Хуан не понимает, что в Американской школе у парня не меньше шансов влюбиться в иностранку?
– Он старшеклассник. Семнадцать лет! Мы приезжаем сюда каждую пятницу после обеда и остаемся на выходные, чтобы я мог научить его бизнесу, который он однажды унаследует.
Вышеозначенного сына, судя по виду, перспектива интересует не больше, чем рытье канав.
– Неоседланный жеребец становится ленивым, – произносит Сяньжун на языке акха. Голос все еще звучит устало, но впервые с тех пор, как парень вошел в мой магазин, глаза его искрятся радостью нашего тайного общения.
– Мальчик без обучения будет испытывать трудности. Это ведь так, тетя Лиянь?
Мне нравится слышать язык акха из его уст, и меня радует, что он сохранил
