Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
К концу года работа, занимавшая большую часть времени императрицы, была целом завершена и единогласно поддержана Сенатом.
Седьмого ноября были изданы «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи» и принят, как официальный документ, направленный на упорядочение управлением в губерниях всей страны. Екатерина пристально и без устали контролировала действие своих учреждений. Львиная доля докладов теперь занимали бумаги касательно перемен в управлении всех городов и весей Российского государства.
Начались широкие преобразования в управление страной. Все было отлично в оном деле государственной важности, но не в отношениях с любимым графом Потемкиным. Он злился, что она уделяла ему не так много времени, как ему бы хотелось. Не зная, что ожидать от его переменчивого характера, уязвленная его непостоянным отношением, теперь она не всегда бежала к нему, когда бы он хотел, и не так горела, как прежде в его объятьях. Теперь не всегда она смотрела ему в рот; занятая своими мыслями, не всегда умирала со смеху от его пародий и едких высказываний, не всегда любовалась его улыбкой. Не всегда позволяла ему учинить то, что ему вздумывалось и на государственном уровне. Все оное наводило на него тоску, мрачность, и, дабы расслабиться, он стал поглядывать на других женщин. Ссоры и даже перепалки случались довольно часто.
Вспыльчивый Потемкин вскакивал, хлопал дверью и исчезал. Однако дела свои, особливо касательно Новороссии и создания новых губерний вел отменно так, что Екатерина написала ему в конце осени благодарственное письмо:
«Присланных бумаг: первой – план генеральный и все к тому принадлежащее – я читала с большим удовольствием и нашла, что все то с полной головой и глубоким размышлением составлено, за что тебе премного спасибо. И во оном вижу везде пылающее усердие и обширный твой смысл. Вторые бумаги, касательно губерний, я тоже читала и об оном приказала с тобою объясниться, ибо число жителей по уездам некоторым вышло из прилагаемой препорции. Луче оные, то есть уезды, умножить».
На сие письмо граф Потемкин такожде не соизволил ответить: он уехал в Тулу. Душа просила отвлечся от всего. Он пригласил с собой шталмейстера Нарышкина, Ивана Чернышева, Андрея Разумовского в купе с его другом, французским посланником де Корбероном. Они посетили, расположенный на реке Ора, оружейный завод, признанный, как один из лучших в Европе. Провожал их везде и всюду веселый и толстый тульский губернатор. Изделия завода всем очень понравились, особливо шпаги. По приказу Потемкина, де Корберону предоставили выбрать то, что ему понравится. Даниэль выбрал карабин и радовался, как ребенок игрушке, о которой так мечтал.
После завода посетили расписную церковь, где служили благодарственный молебен по поводу годовщины привития оспы императрице Екатерине Алексеевне. Был пушечный салют и прочее в честь приезда графа Потемкина. Обедали у губернатора.
Счастливый приобретением карабина, де Корберон много говорил с Андреем Разумовским и особливо удивлялся вредной жене Захара Чернышева, называя ее самой злой женщиной в мире.
– Позволь, ты же говорил, самая злая женщина на земле – жена Ивана Чернышева, – напомнил ему граф Андрей. Де Корберон немного смутившись, уточнил:
– Жена Захара злее, а та глупее. Короче оба Чернышева не понятно на ком женились, мой друг…
Андрей обещал писать в Москву новому другу, понеже уезжал в Петербург раньше, вместе с Великокняжеской семьей. Разговорчивый посланник не уставал делиться с Нарышкиным и всеми остальными, как был польщен приемом у графа Панина, где среди гостей находилась Екатерина Дашкова, известная своей нелюбовью к французам.
Записки императрицы:
Заключённая «княжна Тараканова» умерла от чахотки 4 декабря 1775 года, так и не открыв тайну своего рождения и не признав за собой политических преступлений даже на исповеди перед Пётром Андреевым, священником из храма Рождества Богородицы. «Княжна» была похоронена во дворе крепости. Никаких обрядов при погребении не совершалось.
Все ее спутники были освобождены. Участие Доманского и Чарномского в авантюре с самозванством было признано следствием легкомыслия. Оба получили по сто рублев после того, как дали подписку о неразглашении обстоятельств дела. Слугам было выдано по полсотни рублев, Франциске Мельшеде – сто с полтиной рублев и некоторые вещи её покойной хозяйки, не выплатившей своей горничной жалования. Всех вывезли за границу через Лифляндию.
* * *
Граф Потемкин вернулся из Тулы, но разразилась очередная размолвка и, расстроенная Екатерина, едва дождавшись вечера, направилась к спальне Григория Александровича, но наткнулась на истопника. Через минут двадцать паки пошла к нему, но на сей раз ей встретился лакей. На третий раз – паки лакей. Пришлось ей передать через своего камердинера Александра Семеновича Попова записку, что никак не может пройти к нему. А также просила его сообщить будет ли он у нее сам. Уже несколько дней по всяким причинам, они не могли встретиться наедине, а тут еще размолвка. Екатерина не выносила таковых положений в их отношениях.
Благодарение Господу, хотя и весьма поздно, Екатерина уже засыпала, но все-таки Григорий явился, веселый и разговорчивый. Запах рейнского вина заполнил всю спальню.
– Ну, вот, родная государыня-матушка, я и здесь, как ты возжелала.
– А ты, Перюшенька, ужели не желал меня видеть?
– Как же! Желал!
– Отчего же, душа моя, толико сарказма?
– А разве, зоренька, не будет сарказма, коли я без веревки привязан к тебе, и ты не желаешь дать мне волю, дабы я мог самостоятельно действовать во твое и отечества благо?
– Голубь мой, я не могу без тебя жить! Разве ты не видишь сего?
– Как же другие жены отпускают своих мужей на ратную войну, в походы, поездки в другие города? Али я не человек, не мужчина?
– Ты лучший из мужчин…
– Дела ждут везде и всюду. Надо заниматься Крымом, Кубанью, всем Черноморским побережьем. Кто оное учинит паче меня?
Потемкин выговаривал сие, раздеваясь. Екатерина, видя его открытую обиду, лежала с полными глазами навернувшихся слез. Она понимала его: ему было тесно в придворном кругу, а она его держит, как пленника. От мыслей сих у нее еще более разболелась голова, лицо запылало, губы налились жаром. Жалостливый Потемкин, грузно улегшийся рядом, грубовато притянул ее, вытер ладонью ее слезы.
– Вот сбегу от тебя, раз не желаешь меня понять…
– Гришененок, что же мне делать?
Наутро, после приема, она села за стол и отписала ему то, что хотела ему сказать еще ночью. Но он быстро заснул, а она бессонно раздумывала, как же она будет жить в его отсутствие. Их дочери Лизаньке пять месяцев, они ее вместе наведывали. Теперь, когда оное будет случаться? Но не дать ему
