Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Екатерина тяжело вздохнула, в мыслях билась главная мысль: разве сможет кто-либо когда – либо заменить его? Никогда!
Дрогнувшей рукой она писала:
«Пожалуй, батинька, не упомяни уже более ни о чем. Я твоей ласкою чрезвычайно довольна. И она, конечно, мое есть утешение. И так, я обещаю вам поступать так, словно ничего не было, и все пройдет, и моя бездонная чувствительность сама собою уймется и останется одна чистая любовь».
Чуть подумав, дописала, дабы он не думал, что все ее мысли токмо о нем:
«Разсуди, пожалуй, какую плутню учинил Матонис. Кому верить после того из тех людей?»
Мысли ее переключились на польские дела, на своего полномочного посланника в Варшаве графом Штакельберга, коий своей деятельностью навлек на себя ненависть польских патриотов, во главе с коронным гетманом Ксаверием Браницким и князем Адамом Чарторыйским, ставших в оппозицию к королю Станиславу-Августу, коего Штакельбергу удалось привести в полную зависимость от России. В то же время Отто Штакельберг много способствовал сближению России с Германской империей, за что недавно пожалован был титулом графа императором Иосифом. Теперь же граф принимает видное участие в разрешении трудного диссидентского вопроса и в заключении торгового договора между Польшей и Пруссией. Деятельности русского дипломата в Польше, направленной к усилению там русского влияния и умиротворению поляков, много препятствовали интриги гетмана Браницкого в Санкт-Петербурге и нерасположение к нему графа Потемкина. Потемкин же, зная о недовольстве части курляндского дворянства герцогом Петром Бироном, решил добиваться престола Курляндии. И по его настоянию Штакельберг работал над Курляндским проектом для графа Потемкина, и граф ведал об том, но не знал, что по тайному указу императрицы, граф работал над сим проектом фиктивно, понеже государыня хотела видеть своего любимца токмо около себя, а не где-то в Курляндском герцогстве.
Записки императрицы:
Николай Матонис, секретарь герольдмейстерской конторы Сената, вместе с его другом, статс-секретарем Григорием Васильевичем Козицким, учинял всяческие протекции Нежинским грекам в Малороссийских греческих колониях, и без того имевшим большие привилегии, дарованные еще Петром Первым. На что ж сие похоже! Надобно умерить аппетиты сего грека Матониса! Пусть поупражняется сам граф Григорий Александрович Потемкин!
* * *
В декабре, после почти годичного отсутствия, императрица со своим двором, наконец, положила вернуться из Москвы в Санкт-Петербург. Государыню Екатерину Алексеевну и главу Военной Коллегии, Григория Потемкина, ожидал огромный объем работы.
За ними поспешил и дипломатический корпус. Весельчак и остроумец Лев Нарышкин паки оказался в компании с Корбероном. По дороге им приходилось останавливаться на ночевки, и неугомонный француз не уставал восхищаться гостеприимством крестьян, кои пускали в свои дома всех желающих. Удивлялся дешевизне за лошадей – по копейке, и за работу ямщиков – чуть больше пяти су.
Возвращаясь в Петербург через Калугу и остановившись там, императрице Екатерине Алексеевне пришло в голову учинить санную прогулку на известный Полотняный бумажный завод фабриканта Афанасия Гончарова, который все расхваливали. Путь пролегал через дремучий Калужский бор.
Григорий Александрович Потемкин в тот день был занят инспекцией тамошнего гарнизона и не хотел отпускать Екатерину, понеже слышал о шайке некоего разбойника Юраса, промышлявшего в Калужском бору, но упрямая Екатерина все-таки положила проделать санную прогулку на завод с фрейлинами и кавалерами. Для нее сия поездка за тридцать верст была весьма любопытна: ходили слухи, что восьмидесятитрехлетний Афанасий Абрамович Гончаров – незаконнорожденный сын Петра Великого. Стало быть, где-то недалеко жил и здравствовал родственник Романовых, и императрица желала взглянуть на него. Она воображала его похожим лицом на отца, двухметровым, как и царь Петр.
Поезд Екатерины выехал в три часа пополудни и прибыл в Полотняный Завод в шестом часу вечера. Хозяин дома со всем своим семейством встретил императрицу хлебом-солью и препроводил в личные покои пить кофе.
После осмотра бумажного завода, который был изысканно иллюминирован к приезду государыни, в усадебном доме состоялась их личная беседа. Гончаров действительно походил на императора Петра, весьма велик ростом и для его возраста выглядел крепким мужчиной. Императрицу приятно удивило обилие каменных построек и целой системы прудов, напомнивших ей любимое Царское Село. Гончаров преподнес государыне подарок – несколько стоп самой дорогой писчей бумаги собственного производства. Афанасий Абрамович встал перед самой желанной гостьей на колено и поцеловал ее руку со словами:
– На меня, Ваше Величество, три дня золотой дождь шел.
– Встань, старичок, – улыбнулась Екатерина.
– Перед Вашим Величеством не старичок, а семнадцати лет молодец, – браво ответил Гончаров.
Екатерина милостиво улыбнулась. Граф Гончаров пригласил их к вечернему столу, который накрыли в большом зале в десятом часу вечера. Был Рождественский пост, посему на ужине государыню и ее свиту потчевали свежими белыми грибами. Через час довольная всем, особливо, подарку в виде стоп хорошей бумаги, императрица со свитой отправилась обратно по Смоленскому тракту. Екатерина и ее спутники задремали, поскольку шел двенадцатый час ночи.
Глубокий и заросший лесом овраг спускался прямо к пойме Оки. Вдруг повозка императрицы резко остановилась. Послышались крики и гиканье. Она открыла глаза. Перекусихина и Протасова выглядывали в окна. Анна Саввишна, бледная, трясущимися губами едва прошелестела:
– Голубушка моя, страх Божий, на нас, кажись, напали разбойники.
Протасова с горящими глазами, бросилась к Екатерине:
– Не бойтесь, Екатерина Алексеевна, мы сами умрем, но вас спасем. Вестимо, сии разбойники – те самые юрасовцы, о ком упоминал граф Потемкин.
В ночной глуши среди вековых сосен раздались выстрелы. Екатерина, оттолкнув навалившуюся на нее фрейлину, бросилась к окну. С топорами и кистенями в руках, остановив свистом кареты с лошадьми, разбойники скидывали кучеров.
Понятно, что захмелевшие после застолья гвардейцы опомнились не сразу. Екатерина услышала голос Нарышкина, следом Барятинского, они кричали, что выпустят все пули, спасая Государыню Всероссийскую.
Разбойники, вестимо, не ожидали, что в Калугу в возке возвращалась государыня со свитой. Узнав, что имеют дело с императорским поездом, калужские разбойники, изрядно всех напугав, никого не тронули. Однако, воз со всеми царскими нарядами и украшениями, подарками и соболями прихватили с собой.
– Свят-свят-свят, – крестилась Перекусихина дрожащей рукой, поминутно поднося
