Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
– Сашка! – окликнул его Иван.
Тот обернулся и прямиком, расталкивая бредущих от станции людей, бросился к поручику. Друзья обнялись.
– Наслышан, наслышан о твоём геройстве! В Перми встречал Алёшку Суворова, он мне всё и рассказал. И о женитьбе твоей тоже знаю! Вот! – Расстегнув поставленный на снег чемодан, Саша протянул приятелю немецкие перчатки. – Подарок тебе из-за границы! А то ведь ты на своей работе, наверное, руки о большевиков пачкаешь!
– Да! – рассмеявшись, подтвердил Обухов. – Таки по самые локти! А ты… что думаешь дальше делать?
– Да вот, с недельку отдохну дома у родителей, а там встану на учёт в комендатуру! Ты мне отметочку поставишь, что я прошёл проверку, и я на работу устроюсь!
– Я бы на твоём месте после плена месяца три бы отдыхал! А дальше все равно обратно в армию мобилизуют! Приказ такой! Всем военнопленным три месяца на отдых и восстановление сил, и вперёд на новую войну!
– Нет, ты моего отца не знаешь! Он мёртвого заставит работать! Да и не привыкли мы! Не баре!
– Ладно, давай через недельку заскакивай ко мне на работу, печать поставлю, да и потолкуем ещё.
И они распрощались. И начальник Алапаевской контрразведки заспешил в свою резиденцию. Вскоре Окулов привёл из камеры бледного парикмахера.
– Ну, что надумал, окорок в штанах! – снисходительно усмехаясь, съязвил Обухов.
– Я всё расскажу, что спросите, господин поручик!
– Говори, с кого сколько брал за освобождение! К примеру, с Коробкина сколько взял?
– Полторы тысячи.
– Ого! – поручик подвинул к нему перо с чернильницей. – Пиши! Всех, с кого сколько.
Затем, резко встав и подойдя вплотную к Кусакину, сказал:
– Половину на стол, быстро!
– Так ведь идти за деньгами надо! Не ношу с собой!
– Пойдём! И учти, попробуешь донести начальнику гарнизона, наш мясник из тебя бешбармак сделает. Да и остальные твои подельники не простят, что ты их сдал! И ещё слушай меня: будешь кого отпускать, естественно, за деньги – будешь делиться, по-другому с вами нельзя. И боюсь я, что и Гражданскую войну с такими, как ты, не выиграть! Всё понял?!
Парикмахер кивнул в знак согласия и, тяжело вздохнув, пошёл с Иваном к своим спрятанным сокровищам.
«Поражаешься иной раз человеческой тупой жадности… Ведь нет у него ни детей, ни немощных родителей, ни других иждивенцев, да и дело какое ему вряд ли открыть, а все равно хапает и хапает, а каким путём – да не всё ли равно», – горько усмехнувшись, подумал Иван. Себя он, конечно, отделял от таких людей, считая, что он – совсем иной случай: и воевал, и ранение имеет, и жена у него уже в интересном положении. И он, подспудно ожидая вознаграждения или просто благодарности от таких обывателей, как этот толстяк Кусакин, честно служил Отечеству. Что же теперь… жизнь заставляет тоже урвать свой кусок. Не для себя – для своей семьи.
Тем временем ступивший на платформу Алапаевского железнодорожного вокзала Герман Черепанов, неуловимо обративший на себя внимание начальника контрразведки, не торопясь двинулся в сторону Майоршино[42]. Его удивило, что никто не проверил у него документы, и на перроне среди встречающих он не заметил ни одного милиционера, и даже ни одного человека в военной форме. Но про себя твёрдо решил, что из переодетых контрразведчиков наверняка кто-нибудь был. И если на него обратили внимание, чем-то выделив из толпы, то наверняка сначала будут следить, выведывая все его связи. Проходя мимо дома Суворовых, он нарочито приостановился и закурил. Затем заглянул в расположенный неподалеку магазин, торгующий фурнитурой. Зашёл даже на небольшую узкоколейную станцию, спросил у копающихся в маневровом паровозике рабочих о заработках, заглянул в контору депо. Поздоровался с одним из оставшихся по брони чиновником Андреем Трофимовичем Тихоновым, который занимал сразу две должности – счетовода и бухгалтера. Поинтересовался у него, нужны ли работники. Узнал, что дела в депо идут из ряда вон плохо вследствие мобилизации в Колчаковскую армию работников и отправки на фронт большинства исправных паровозов. Чиновник, конечно, поинтересовался, не пойдёт ли Герман к ним на работу. Но Черепанов уклончиво ответил, что сперва ему надо бы оглядеться и поузнавать, где больше платят.
– Может, на завод схожу, а может, и к частникам подамся. Слышал, у вас мастерскую по ремонту граммофонов открыли, так я там, в Германии, и энтого ремесла понабрался, так что уж ты, Трофимыч, пока подожди меня к вам приписывать!
И с этими словами он, распрощавшись, наконец-то перешагнул порог родного дома. Не передать, как обрадовались домашние – мать и жена Аграфена! Но вот семилетний мальчишка, испуганно посмотрев на вошедшего дядю, забился в угол.
– Да ты что, Тиша, ведь это же твой тятя! – всплеснула руками Аграфена.
И Герман схватил своего отпрыска на руки и высоко подбросил.
– Ого, какой вымахал! Когда меня призвали, ты во-от такой был! – Он показал рукой. – Три вершка от пола.
А вечером, неожиданно для хозяев, к ним пожаловал сам начальник узкоколейки Александр Евграфович Суворов.
– Никак Герман Ефимов сын? Вот те раз! Откуда в наши родные края?
– Александр Евграфыч! – чуть напустив на себя важность и с достоинством поклонившись, небрежно проговорил Черепанов. – Мы из германского плена возвращаемся.
– Настрадались-то, наверное?
– Да как сказать… Кормили не скажу что плохо, работёнка там была мне по душе… Даже, можно сказать, прибыльная: машины чинил для штабов германских армий. Ценили, даже платили! Но все равно на родину потянуло, как примирение вышло!
– Да, у тебя и батюшка был такой же работящий, в технике разбирался! Дорогу-то ведь мы с ним вместе строили! Уж как он нас выручал, когда паровоз посреди тайги сломается! Жаль только, зелёный змий сгубил мужика! А ты-то что, работать собираешься? Или как?
– Да вот, осмотрюсь! На завод схожу, узнаю, как там, что, куда руки требуются, вот тогда и решу.
– Послушай, Ефимыч! У нас паровозы стоят! Всё, что хоть как-то работало, на фронт угнали, а здесь один хлам остался. Всё стоит, скоро город без дров замёрзнет. Одними подводами не навозишься. Да и заводу топливо нужно. Давай-ка к нам устраивайся! У
