Должники - Татьяна Лунина
Под привычное гудение пылесоса вспомнился разговор за завтраком на следующий день после приезда.
-- Тонечка, а у вас профессия есть?
-- Конечно.
-- Какая? Кушай, Илюша, кушай. Яйца свежие, утром взяла из-под несушки. Видишь, какой яркий желток? В магазине такие не купишь. Так какая у вас профессия, Тонечка?
-- Я окончила музыкальное училище. Могу преподавать пение в школе.
-- Правда?! Тонечка, милая, мне ж тебя сам Бог послал! Ничего, что на «ты»? Я ведь все-таки старше, хотя, если честно, радоваться этому глупо. Еще большая глупость -- ставить свой возраст в заслугу, согласна? – Тоня молча улыбнулась. – Так о чем мы? Господи, на радостях мысль потеряла. Кушай, Илюшенька, кушай, каша стынет... Вспомнила! Мы обсуждали твою профессию, правильно?
-- Да.
-- Надеюсь, Галина тебе говорила, что я директор школы? И весьма уважаемый, должна заметить. У меня высокая успеваемость, ежегодно больше шестидесяти процентов выпускников становятся студентами вузов. Для станичной школы это совсем неплохо, согласна?
-- В городских школах не везде такой результат.
-- У нас вполне приличный преподавательский коллектив, хоть и женский. Ни одного мужика, даже физрук – баба. Плотник, естественно, не считается. Но мы ладим, сплетни я пресекаю на корню. Ненавижу пересуды, впрочем, как и подхалимаж. Вместе отмечаем праздники, дни рождения. В общем, живем дружно, весело. Недавно вот свадьбу сыграли, теперь молодые пополнение ждут. А знаешь, кто невестой была?
-- Нет.
-- Учительница пения. Чуешь, к чему клоню?
-- Не совсем.
-- Рожать собралась певунья моя, -- озорно подмигнула Елена Алексеевна, -- к декрету готовится. Уйдет – тебя возьму на ее место. Пойдешь?
-- Пойду, -- улыбнулась Антонина, боясь поверить в удачу.
-- Но придется, конечно, подождать. Возьми оладушек, Илья, это ж я для вас вчера напекла.
-- Спасибо, я наелся.
-- Тогда чайку попей, хуже не будет, -- Елена Алексеевна задумчиво погладила мальчика по голове. – А знаете что, ребятки? Денег за жилье и питание я, естественно, брать с вас не буду. Нет-нет, -- остановила она Тоню, открывшую рот для возражения, -- не советую со мной спорить! Сахар положи, Илюша. Или вареньице возьми, вкусно и полезно. Я вот что предлагаю, Антонина… как тебя по батюшке?
-- Романовна.
-- Вот что хочу сказать, Антонина Романовна: пока певунья моя не уйдет рожать, может, по хозяйству поможешь? Убрать, приготовить, постирушки какие сделать. Я человек неприхотливый, мне много не надо. А вот вам обоим не мешало бы подкормиться. Вы ж, як поганки на той полянке, бледнющие да худющие. Так что надо вас откармливать, моя дорогая, поэтому готовить тебе придется много. Я уж прослежу, чтоб вы ели от пуза! А почему оладушек без варенья, Илюша? С вареньем кушай, не стесняйся. Ты, милый, теперь не в гостях, а дома. Мама твоя у нас хозяйкой будет. Да, Тонечка, и еще: если что нужно купить, говори. Вместе пойдем в магазин и купим.
-- Спасибо, не беспокойтесь. Я привезу зимние вещи из дома.
-- На билет денег дам, об этом у тебя пусть голова не болит. Кстати, насчет денег… Я бы, конечно, могла тебе за помощь по хозяйству еще и приплачивать…
-- Не надо, Елена Алексеевна. Мне будет приятно вам помочь.
-- Отлично, значит, договорились! Трудовая книжка, надеюсь, с собой?
-- Конечно.
-- Не теряй. Думаю, скоро потребуется.
Может быть, в ту минуту Громодянская была искренна. Врать она стала позже, когда вошла во вкус быть хозяйкой бесплатной, бессловесной, покорной батрачки.
Октябрь Тоня провела в приятных хлопотах и ожидании. Новые впечатления сына, которыми он делился взахлеб, сбор урожая, ящики с фруктами, банки с компотами, кадушки с соленьями, общие завтраки и обеды, сливы и груши прямиком с дерева в рот, овощи с грядок. Сын наливался здоровьем, как яблоко на ветке – румянцем. Тоня без устали порхала по дому, засыпая каждый вечер с надеждой, что наступающий день позовет к долгожданной работе, и она, наконец, займется тем, ради чего училась.
Ноябрь подошел к концу без изменений, однако хозяйка и постояльцы стали питаться отдельно. Одна теперь предпочитала уединение и тишину за столом, другие окончательно перебрались в мансарду и, поднимаясь наверх, Тоня радовалась предстоящему обеду или ужину с сыном наедине. На редкие вопросы о школьных делах Елена Алексеевна весело уверяла, что животик «певуньи» растет с каждым днем и до декретного отпуска осталось совсем немного. Посмеиваясь, желала своей подчиненной родить сразу тройню, тогда счастливой новоявленной маме достанутся орущие ангелочки в детских кроватках, а ее
преемнице – хор чертенят с руладами в актовом зале. При этом школьный директор так открыто и прямо смотрела в глаза, шутила так искренне и забавно, что сомнения в правдивости слов исчезали мгновенно и, стыдясь собственного недоверия к человеку, впустившему их в свой дом, всем сердцем принявшему чужие проблемы, Тоня мысленно просила у Елены Алексеевны прощения. И опять принималась терпеливо ждать с новой надеждой на лучшие перемены.
В последний день месяца эти надежды рухнули: Громодянская безбожно врала. Правда всплыла, как всегда, случайно. С самого начала их совместного проживания хозяйка провела четкую границу между микро и макромирами, обозначив их раздел за калиткой. В макромире – магазины, сберкасса, почта – главенствовала Елена Алексеевна. Микромиром – дом и участок – правила Антонина, получившая вдобавок к правлению инструкции: во избежание сплетен и пересудов к соседской ограде не подходить, в переговоры не вступать ни под каким предлогом.
-- Мое имя трепать по станице никогда не позволяла, не позволяю и впредь никому не позволю. Ты – человек неглупый, заниматься этим, конечно, не станешь. Но у Нюрки язык, что помело: разметет по всем хатам любое слово, да так переврет, что тебе и в голову не придет. Так что, Тонечка, предупреждаю к соседскому частоколу не подходить. Узнаю – будут у нас с тобой неприятности, -- и, пытаясь смягчить слова, с улыбкой добавила. – Не обижайся, милая.
