Должники - Татьяна Лунина

Должники

Татьяна Лунина

ДОЛЖНИКИ

 «Все на свете должно превосходить себя, чтобы быть собою».               

Глава 1

1978 год

-- Ты пойми, -- внушала она неразумной любимице, начитавшейся возвышенных глупостей и вбившей  себе в голову, что счастье женщины не в семье, а в реализации творческого потенциала, -- ты пойми, что твои красота и голос не вечны. Чтобы пробиться на большую сцену, придется сначала, извини за откровенность, посверкать голым задом. При этом ни на какие гарантии не рассчитывай, все обещания забудутся, как только за тобой захлопнется дверь. Тот, кто имеет власть и пользуется ею для удовлетворения собственных прихотей, не человек – пресыщенная, циничная тварь, которой на глаза лучше не попадаться. Но не попасться невозможно, потому что пока ты никто, сверху всегда есть кто-то. И этот «кто-то», если он не дурак, обязательно захочет попользоваться молодой, смазливой дурехой, вбившей себе в башку, что смысл ее жизни – кривляться на сцене.

-- По-моему, ты сгущаешь краски.

-- А по-моему, нет, -- отрезала тетка. – Напротив, моя дорогая, я щажу твое самолюбие. Хочешь знать, что происходит с теми, кто всерьез выбирает такую судьбу, о какой ты пока, слава Богу, только мечтаешь?  Они вкалывают, как каторжные, и не по несколько часов в день – сутками. Зубрят арии, которые им никто не думает предлагать, показываются с ними, получают по морде, снова зубрят, снова слышат «никуда не годится», терпят провалы, пренебрежение, натыкаются на презрение к своим жалким попыткам вызвать у других интерес. Они мучаются от зависти к чужим успехам, от непонимания, равнодушия, от страха не успеть. Они не жрут, как ты, шоколад, не пялятся в телевизор, не валяются на диване с книжкой. Такие не живут – переламывают жизнь, чтобы доказать свою силу и состоятельность. Одним это удается, другие уходят на пенсию никому не известными хористами, продолжая свой творческий онанизм,  или спиваются потихоньку. Эти люди не мужчины, не женщины – фанаты. Я не позволю, чтобы моя племянница, единственно близкий и родной для меня человек, окончательно помешалась умом, превратившись в безумную фанатичку. Твоя покойная мать никогда бы подобной глупости мне не простила.

-- Ты не можешь мешать человеку, если он уверен в своем призвании.

-- Могу. И сделаю это.

Тетя Роза сдержала слово, в результате ее племянница сидела сейчас в съемной комнате, таращилась в зеркало и размышляла.

Расставание с прежним жизненным смыслом, так доходчиво разъясненным не на шутку встревоженной родственницей, прошло безболезненно. По правде сказать, Тоня и сама знала, что ее музыкальные способности далеки от таланта, природная лень делала эту дистанцию непреодолимой. Конечно, было бы очень приятно блистать на сцене, кружить поклонникам головы, раздавать автографы, получать цветы и подарки, читать о себе восторженные рецензии. Кто не стремится к успеху? Но тетя права: за такую жизнь надо платить самой жизнью. А это слишком высокая плата пусть даже за самую громкую славу. Жизнь огромна и многогранна, только идиот будет сужать ее до размеров одних ворот, чтобы уставиться на них упрямым бараном, тупо блея: пусти-и-ите! Тонечка невольно улыбнулась, представив себя овцой с веночком на жестких кудряшках. Нет, подобная перспектива пусть вдохновляет других. Она попросит у судьбы единственное, ради чего стоит жить: любовь.

Городок, где не без стараний заботливой тетушки оказалась после распределения молодой педагог по вокалу, отличался не патриархальным укладом, умудрявшимся сохраняться десятки лет, не лечебными грязями, не рыбой, на которую у курортников загорались глаза, не полезной, хоть и мерзкой на вкус, питьевой водой, даже не морем -- летным училищем. Высшее военное авиационное училище летчиков было гнездом, куда слетались самые смелые, самые романтичные, самые мужественные ребята – лучшие из тех, кому выдали аттестаты зрелости. Вылетали же не мальчишки – мужчины. Зрелые, надежные, храбрые, каждому из которых не страшно доверить судьбу. Эти люди не боялись риска, верили в свою удачу, знали не понаслышке о спарке и поэтому не на словах, на деле считали себя в ответе за того, кто рядом. Они ни в грош не ставили чужую хозяйственность, зевали от скуки рядом со скромницей и не видели в трудолюбии особой заслуги. В девушках их привлекали яркая внешность, умение слушать, готовность признать за другим право на превосходство. Обаянием Тоня могла бы поспорить с любой артисткой, слушать всегда любила больше, чем говорить, а за сильным, умным и смелым с удовольствием признавала преимущество перед собой. В свои неполные двадцать лет таким правом Антонина успела наградить троих. Учителя физики, в кого тайно была влюблена целых два года, родную тетку, заменившую мать, Лерку, подругу детства, проскочившую с первого захода во ВГИК и уже снявшуюся в двух вполне приличных картинах. Кажется, теперь, с молчаливого согласия Тони это право присваивал себе четвертый, способный заменить собой – одним – всю славную троицу. Девушка счастливо вздохнула и принялась яростно орудовать массажной щеткой, как будто не волосы расчесывала, а проверяла черепушку на прочность. При этом она мысленно пытала голову не свою – чужую, ту, что никак не могла разродиться  нужным решением. Тоня всерьез надеялась услышать давно ожидаемые слова завтра вечером, в субботу, когда увидит перед собой подтянутого симпатичного курсанта с голубыми погонами и желтыми лычками. Все в нем говорило о том, что совсем скоро этот счастливец будет летать без инструктора, может быть, даже в небе чужом. Девушка мечтательно улыбнулась своему отражению в зеркале. За возможность пожить где-нибудь за границей, например, в Венгрии или в Германии, познакомиться с другой культурой, услышать непривычную речь, пройтись по магазинам, где нет дефицита, носить не тряпки, но вещи, питаться не нагрузкой к колбасе или маслу, а настоящими деликатесами – за такое счастье можно вытерпеть многое. Прозябание в этой дыре, грымзу-хозяйку, осточертевший ор петуха на рассвете, косые взгляды, чужую зависть и одиночество, когда приходится передумывать все самой без возможности услышать совет от близкого человека.

-- Читала сказку за Айохгу?

-- Господи, Полина Иванна, вы опять без стука! Так можно и заикой человека сделать.

-- А я у своем дому, ны у чужом: хочу – стучу, ны хочу – мовчу. Вот заимеешь собственный, тохгда и командовай. Сказку читала?

-- Какую?

-- За деуку, на тэбэ похожу. Тоже усэ собой любовалася, потим хгусыней стала. Ты