Экспедиция надежды - Хавьер Моро

– Когда мы снимемся с якоря? – спрашивал Бальмис у капитана. – Мы уже неделю не можем тронуться с места!

– Да вы же все сами понимаете… Добудьте нам ветер!

Бальмис смотрел в небо в поисках благоприятного знака, но все тщетно.

– Не хочу показаться назойливым, но лучше бы нам взять местного лоцмана, чтобы он помог добраться до Венесуэлы. Тамошние воды очень коварны.

– Я совершенно уверен, что вы и сами прекрасно справитесь. Ваши опыт и мастерство не имеют равных.

– Благодарю за комплимент, доктор, но подумайте хорошенько, потом может быть поздно.

Но Бальмис, и так уже потратившись на компенсацию семьям новеньких, не желал дополнительных расходов. Помимо того, ему совершенно не улыбалось опять вступать в контакт с островными властями. Ему хотелось лишь одного – покинуть Пуэрто-Рико как можно быстрее.

Каждое утро шлюпка доставляла на борт бидоны со свежей водой, ананасы, плоды папайи и гуайябы, крендельки из юкки, марципан и молочный десерт, которые монахини отправляли маленьким участникам экспедиции. Но все фрукты и сласти мира были не в силах ослабить напряжение, охватившее детей, уставших от бездействия, москитов и жары. Исабель старалась облегчить им существование, обмахивая их пальмовыми листьями, как делают островитянки. Кандидо и Бенито окрестили новеньких «негритятами», и с их легкой руки вскоре все на корабле называли их только так и не иначе. Старожилы нарочно дразнили пуэрториканцев, чтобы послушать их ругань.

– Говнюки, сукины дети!

Галисийские мальчишки подхватывали:

– Тупицы, дерьмоеды!

Кандидо и Бенито чуть не лопались от смеха, пока остальные затевали потасовку.

Накаленная атмосфера царила и среди моряков: они шептались о возвращении в Испанию, а заодно взваливали вину за штиль на Исабель, поскольку женщина на борту – дурная примета. И особенно сильно нарастала напряженность среди медиков: если плавание затянется, то возникнет нехватка детей для поддержания непрерывной цепочки свежей вакцины, что способно привести к непредсказуемым последствиям.

42

У всех, кроме детей, пребывание в Пуэрто-Рико оставило горький осадок. Бальмиса удручало, что слуги Короны в лице местных властей оказались вовсе не расположены к сотрудничеству, продемонстрировав в конечном итоге свою корысть и продажность; Сальвани же огорчало, что экспедиция лишилась того романтического флера, который он ей приписывал. Не придется ли им столкнуться с чем-то подобным и на других стоянках? – спрашивали они себя. – Неужели они пересекли Атлантику напрасно? Примут ли их в Венесуэле так же, как на Тенерифе, или как в Сан-Хуане? Если за целый месяц в Пуэрто-Рико им удалось добиться столь скромных результатов, то сколько времени потребуется на спасение всей Империи? Представлялось, будто кто-то загнал амбициозные чаяния экспедиции в суровые рамки, и это ограничение оказалось неожиданным, насильственным и грубым.

К концу пребывания миссии в Сан-Хуане выяснилось, что у пациентов Ольера вакцина не привилась, а вакцинирование командой Бальмиса дало прекрасные результаты. Это была победа с привкусом поражения. Члены экспедиции потратили впустую много сил, и время было упущено. Хуже всего то, что на острове не удалось сформировать советы по вакцинации, равно как и отладить строгое соблюдение протокола процедуры.

– Этот бой мы проиграли, – посетовал помощник Грахалес.

– Спокойно, Грахалес, – ответил Бальмис, – у нас впереди еще много битв, прежде чем мы выиграем эту войну.

Путь, который планировался как беззаботное восьмидневное плавание, обернулся изнурительной борьбой с утекающим сквозь пальцы временем. Первым препятствием, грозившим более серьезными последствиями, чем виделось вначале, стало то, что один из новеньких «негритят», Хуан Эухенио, оказался непригоден для вакцинации из-за слабой конституции, головокружений и прочих недомоганий. Исабель с самого начала говорила, что его лучше было оставить на берегу. Выходило, что при нехватке одного ребенка и задержке отправления судна из Пуэрто-Рико возникал риск того, что они не успеют добраться до Венесуэлы к нужному для поддержания вакцинной цепочки времени. Подобный исход означал бы необратимый конец экспедиции, полный и бесславный ее провал.

Когда уже предполагалось, что судно должно подходить к порту Ла-Гуайра, пассажиры заметили, что капитан проводит долгие часы на палубе, рассматривая в бинокль флюгер на мачте, делая какие-то расчеты и обсуждая что-то с лоцманом и боцманом. Даже дети сообразили, что происходит нечто неладное. В действительности же судно сбилось с курса, поскольку экипаж не слишком хорошо знал эти воды. Матросы опять стали искоса поглядывать на Исабель, считая ее виновницей новых неприятностей. Когда в конце концов капитан признался, что они заблудились, Бальмис побледнел.

– У нас остался только один непривитый ребенок, мы рискуем не довезти вакцину! – воскликнул он.

– Беру на себя смелость напомнить, что это вы не захотели послушать меня и нанять местного лоцмана, – уколол капитан.

– Я бы нанял, если бы за детей платил губернатор, как должен был!

Теперь Бальмис раскаивался, что не выполнил просьбу капитана. Потеря цепочки положила бы конец экспедиции. Они не могли себе такого позволить.

– Причаливайте к первому же берегу, где сможете! – распорядился он.

Но пока они безнадежно блуждали в открытом море. Ладно бы еще, если бы причиной стал шторм, или нападение корсаров, или корабль сел бы на мель… Неужели их мечта окончится таким прозаическим образом – когда они попросту заблудились? И что они скажут королю? «Бальмис впал в совершенное уныние, берега незнакомы, остался лишь один ребенок с вакциной, да и ту нужно использовать как можно раньше», – писал Педро дель Барко в своем дневнике.

Вечером четвертого дня плавания Исабель застала Бальмиса на палубе; его взгляд был устремлен на темный горизонт. Подойдя ближе, девушка увидела, что он плачет. Тронутая до глубины души, она непроизвольно положила руку ему на плечо, – жест невинный и естественный, как если бы она пыталась подбодрить Хакобо, своего отца.

– Не переживайте, мы скоро доберемся до берега, капитан же говорил…

– Это «скоро» может наступить слишком поздно.

Она и представить себе не могла, что Бальмис способен плакать. «Сильные не сдаются», – всегда думала Исабель. Но вот он стоит перед ней, обессилев от бесплодных битв последних недель, страшась, что его мечта вот-вот рухнет, и ярясь на самого себя за то, что не принял всех возможных мер предосторожности. Бальмис содрогался в беззвучных рыданиях, как гигантский вековой дуб. Постепенно он успокоился, но, когда Исабель отняла руку, он задержал ее. Она попыталась высвободить ладонь, но Бальмис лишь сильнее сжал ее. Внезапно Бальмис осознал, что перед ним стоит самая красивая женщина из всех, с кем ему довелось встречаться. В полутьме ее кожа светилась в обрамлении гривы волос цвета воронова крыла. Тонкие черты лица, изящный рисунок носа, полные губы – она была по-настоящему прекрасна. Исабель стояла,