Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
Глава 22. Второй мировоззренческий поход с Крезлапом
Походит ко мне Крезлап: «А поехали в большой поход к моей родне в Кунцево?»
У нас-то с матерью никого нет, думаю, а у него какая-то Кока. Маленькая старушка подходит к нам, играющим, дает ему конфеты, идет к его матери, поговорит там и уходит.
Я говорю: «Это кто?» – «Кока» – «Какая Кока?» – «Ну, крестная мать». – «А чего она ходит?» – «Меня навещает». – «А чего она тебя навещает?» – «А я не знаю».
А я как раз теорию выстраивал, что делать после дружеской катастрофы? Ведь в психологической яме сидеть не будешь. Надо скорее выбираться. А чтобы выбираться – нужна идея, куда себя деть. И эту идею я сам выдумать не мог, значит, нужна помощь кого-то другого. Своего друга я предал, он мне помочь не может, а Крезлап мне враг, потому что он заморочил мне голову тем, что мой друг как бы виноват перед ним. И мы вместе с Крезлапом пробовали избить его. Но это уже прошло, теперь мне надо выбираться из психологической ямы и кроме предложения Крезлапа у меня на руках ничего нет. И мне приходится сказать, что он мне враг по той ситуации – как был, так и остался. А по новой ситуации он мне друг, потому что пришел с серьезным предложением. Ни родни, ни друзей у меня нет. А у него есть предложение и Кока. Его Кока – это старое мое любопытство. Мало того, что у него есть мать, у него есть еще какая-то крестная мать. Всё это выглядит довольно смешно. Конфетки, какая-то старушка, но километраж как раз велосипедный и на весь день. И мы ударили по педалям в Кунцево из Подгороднего. А это, я вам скажу, маршрутец тот ещё.
Сначала надо было привыкнуть психологически держать рядом с собой фуру на шоссе и ехать так, чтобы от страху не свернуть в кювет, но и не наехать на нее. Ехать так, как будто ты сам себе хозяин и такой же автомобилист, как и эта фура. А что? Маленькое, но всё-таки дорожное геройство.
У Немчиновки мы впервые увидели современную автомобильную развязку. Ах, хороша! Это когда все плавно и умно разъезжаются в разные стороны без перекрестка и светофоров, но с указателями. Одни на мост, другие под мост и движение не прекращается. Тут мы, конечно, помечтали, у нас родилась совместная идея по ехать далеко-далеко, куда указывал баннер, в Киев. И мы крутили педали и кричали друг другу, как потом во взрослости будем туда ехать. Придумывали, как будем ночевать, увидим Киев. Кроме на звания на баннере мы ничего о нем не знали. И всё так позитивно, будто это обязательно будет и обязательно получится. При взгляде на эту фантастическую развязку, у которой всё есть, всё умно, и всё получается.
Не взирая на то, что там уже построили московский лейпцигский магазин по типу гэдээровского – «Минск» – с большими светлыми холлами, с выносными витринами, чтобы, не заходя в магазин, можно было всё рассматривать, за ним еще сохранилась обыкновенная деревенька на реке Сетунь. Слегка под горку, на приятном мостике сидели и ловили рыбу ребята. О такой рыбалке в двух шагах от дома можно было только мечтать. Всё так зелено, солнечно. Конечно, мы посмотрели, позавидовали их идиллии. Но и погордились своим туристическим геройством – это ж надо куда до ехали! Зашли за калитку и втащили велики.
Тут выскочила старушка в платочке и сразу к Крезлапу. И сразу целовать и конфетками угощать. И сразу повела его в деревенский дом и там закрылась с ним. Я подождал в недоумении. Ждать пришлось долго. Когда он вышел – я спросил: «А чего так долго?» – «Да она всё про мою жизнь спрашивала» – был ответ.
Я удивился: что можно о нашей детской жизни так долго рассказывать? Даже не догадывался, что можно.
– Как там отец-то?
– Что?
– Отец-то как к тебе относится?
– Хорошо!
– Не обижает?
– Всяко бывает.
– Ну да он известный буян. Но ты всё-таки ладишь с ним?
– Да, лажу.
– А мать?
– А что, мать?
– Ну как ты с ней?
– Не знаю, ей некогда всё.
– Да ведь и ты не сосунок, чтоб при матери-то всё быть.
– Это конечно.
– Так, значит, с матерью не часто видишься?
– Да, можно и так сказать.
– А помогаешь им, если что просят?
– Да, делаю.
– А сам на работу не напрашиваешься?
– Да как-то нет.
– А старшая сестра ушла от вас после школы или дома?
– Да, замужем она, ушла. Где-то здесь, в Кунцево живет.
– Ну, ты был у нее ай нет?
– Нет, не был.
– И они не приезжают?
– Редко.
– А дитё есть?
– Да вроде пока нет.
– А чего? Она вроде как беременная была?
– Да, была.
– А чего?
– Да не знаю я.
– А мать ничего про это не говорила?
– Да нет, говорила, но не мне.
– А чего?
– Да там какими-то словами сложными, я не запомнил, по-врачебному.
– А с младшей сестренкой, как? Не ссоритесь?
– Да нет, как же, ссоримся помаленьку.
– А почему помаленьку?
– А не знаю, с ней всё как будто помаленьку. И ссора, и дружба.
– Ну ничего, ничего, она ведь маленькая, все её переживания – тебе пустяк. Вырос ты.
– Не знаю, не думал, может быть.
После свидания Крезлапа с Кокой нас позвали обедать к дядьке. У него полная семья: он, жена и три дочери. Дядька очень похож на отца Крезлапа. Он ещё работает, а в свободное время делает тумбочки по новому образцу и продает. Он и Крезлапу в дом привез таких парочку. Очень они мне нравились. Старые – с дверцами или без ничего, а у этих – одна дверца с наклоном и запонка. Приятно за ручку взять, потянуть вниз и открыть.
Крезлапу очень нравилась его старшая дочь. Он, видя её, тыкал меня в бок, мол, посмотри, и всегда рассказывал, что она подавала на стюардессу заявление, летать на ТУ-104, и её взяли.
Миловидная, с хорошей умной головкой, спокойная. А вот средняя – безудержно энергичная и с такими озорными глазами, что ей просто не о чем с нами было говорить. Ей бы только пикироваться с мужчинами своего возраста. А младшая была ближе всех к нам, с еще не прошедшей подростковостью, грубила по всякому семейному поводу, имела большой нос и наглые глаза. И надо было знать её, чтобы удержаться от скоропалительного мнения
