Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина
– Не могу же я неотлучно находиться при ней, это жестоко. Мне не за это платит мистер Бруклин… Только за медицинскую помощь… Мы уже полтора года не были в Америке. Он готов на любые расходы, лишь бы держать её подальше… Я готова к тому, что в Лондоне нам уже оплачено турне через «Америкэн Экспресс» на следующие полтора года, неважно куда, хоть на край света. Я больше так жить не могу… и дело не в Джиме, поймите! Мистер Бруклин жестокий человек, он всегда был такой, и по отношению ко мне, да, хоть я его любила… мы обе… Он увлечен молоденькой коллегой, в профессии она – ноль, но он держит её при себе, она этим пользуется, мерзавка, и делает карьеру… Он всегда был бабник… Она твердит, что он благороднейший человек, и сама в это не верит… Сходит с ума, обжирается, простите за подробности, вот и теперь – несварение… Ей требуется промывание желудка… Этот жирный борсчщ, она проглотила две полные тарелки, и с ним эти… кругленькие из теста, очень тяжёлая пища, многие отдавали ей эти кругленькие…
– Пампушки.
– Да, папумки. А она шантажирует меня, говорит, что я её бросила, и это у неё на нервной почве…
Тут как раз по коридору спешат врачи скорой помощи. Все из номера выходят, остаёмся с врачами мы с Элис. Врачи говорят, что ничего страшного, передозировка снотворного. Просифоним, говорят, и вернём назад как новенькую. Мы с Элис и Томом сопровождаем Милдред в больницу. Во, влипла! А ничего не поделаешь, без переводчика клистир не поставить. К тому же потребуется длинная запись: имя, фамилия, год рождения, из какой страны прибыла, какими болезнями, кроме глупости, болела с самого детства, есть ли дети… Торчим до трёх утра в приёмном покое, а с пострадавшей остаётся Элис. Нас с Томом та же скорая подбрасывает до Крещатика – у них новый вызов, – а там рукой подать до гостиницы. Утром из больницы возвращается Милдред, в самом деле как новенькая. Они с Элис помирились, щебечут и друг на друга умиляются. Милдред в восторге от главного врача, который знает несколько слов по-английски, но говорили они на идиш, предки оказались почти земляками, поверите ли, Маша, дорогая? Он сам довёз их с Элис на своей машине прямо до гостиницы!
Пока мои на экскурсии, добываю чемоданы. Их в Москве забыли погрузить – слишком потёртые, неприметные, непохожи на иностранные – а как только разобрались, отправили следующим рейсом в Киев, и теперь они нас дожидаются в аэропорту. Ничего себе? Я целый день морочила голову московским коллегам, а пропажа давным-давно лежала в багажном отделении Киевского аэропорта. Хоть бы кто почесался сообщить! Ведь я им всё продиктовала, все координаты они записали. О, эта южная нега… Чем южнее по маршруту, тем эта нега… нежнее, если можно так сказать. А ещё предстоит Ялта, что там меня ждёт? Опять мы с Томом в дороге, на такси в аэропорт и обратно, возвращаемся с чемоданами. Том расплачивается рублями. Он хороший дядька, настоящий друг и отличный товарищ. Не сноб. Был бы он советский гражданин, наши женщины его бы оценили, невзирая на пагубную склонность приложиться к бутылке. Он тихий, когда выпивает, спит себе, никакой матерщины. Джентльмен, одним словом. Жаль только, что он старый, ему за шестьдесят. Когда его глаза затуманивает печаль и он становится похож на старого, усталого, породистого пса, хочется его немного приободрить. Поэтому я сообщаю ему, что сегодня мы обедаем в ресторане над Днепром, там будут угощать национальными блюдами, знаменитым борщом, варениками с вишней, и обязательно дадут настоящей украинской горилки. Это сообщение действует на него магически, и на глазах у всей группы Том прижимает меня к сердцу и целует в макушку.
Милдред ликует, предвкушает гастрономические утехи – настоящий украинский «борсчщ» с галушками, чесноком и кусочками сала, который она готова есть каждый день на завтрак, обед и ужин – так, по рассказам её мамы, ели бабушкин знаменитый на всю Одессу борщ всё их многочисленное семейство и вся округа…
Тут подходит счастливый мистер Хоупер, но счастлив он не оттого, что ему довезли чемодан, а потому, что вечером к нему пожалует мистер Симоненко, его старый боевой друг, которого он наконец разыскал. Все уже в курсе дела: «O, great! Wonderful!»[30] и вообще – разве это не чудо, Маша, вы слышали, как повезло мистеру Хоуперу? Поразительно, он нашёл своего боевого русского друга – тот, несмотря на тяжёлое ранение, оказался жив! А вам известно, что мистер… Саймон… очень трудное имя, спас мистера Хоупера от пули фашистского снайпера, да, Маша, вы только послушайте, что рассказывает мистер Хоупер! Группа раскричалась, все волнуются, им не терпится поприсутствовать на встрече двух старых друзей, воевавших вместе против Гитлера.
Я принимаю душ и надеваю цветастую широкую юбку (сама сшила) и вышитую цветами батистовую блузку (мне в магазине «Берёзка» на доллары одна туристка купила) – всё в украинском стиле. Блеск! Люся, мировая девчонка, везёт нас обедать, и у всех такое чувство, что это обед в честь Милдред. Она разодета, опять на ней что-то яркое, и в руках цветы, которые ей преподнёс мистер Бул в честь её выздоровления. Всем весело, Днепр сверкает на солнце, люди нам улыбаются, официанты встречают хлебом-солью и украинской музыкой – ну что-то потрясающее! Только я потихоньку предупреждаю, чтобы не очень набрасывались на жирную пищу – кабы чего с животом не вышло. Милдред уплетает галушки и вареники, аж за ушами трещит. Боюсь, что ночью опять придётся её сифонить. Том от горилки в эйфории. Говорит, что завязывает с виски, переходит на горилку, начинает новую жизнь, будет её заказывать через внешнеторговые организации целыми пароходами. Хохот, радостные выкрики.
Небольшой ансамбль бандуристов исполняет украинские песни – кайф! Джон тоже подвыпил, но отчего-то помрачнел. Я пытаюсь на него не смотреть, но не получается. Он ещё сильнее загорел, смуглый, зубы белые, улыбнётся – ой, не могу. Подаёт мне руку, помогая выйти из автобуса, и тихо говорит:
– Маша, смешная девчонка, мы друзья?
После горилки я плохо соображаю, плюс недосып. Мои уехали в Дарницу, к ужину будут. Мне бы соснуть часика два, но не спится. Не выходит из головы встреча с Симоненко. Закрываю глаза – опять видения: ямы, в них мутная вода… Это нервы.
Казалось бы, всё устроилось как нельзя лучше, а волнуюсь, чего-то жду. Валяюсь на кровати
