Должники - Татьяна Лунина
-- То недолет, то перелет, -- пробурчала под нос Галина Ивановна. И невозмутимо уточнила, доливая чай в полупустую чашку. – Блондинка в белом платье. С синими васильками.
-- -- Да, -- Тоня присела к столу, налила себе тоже чаю, от которого шел странноватый приятный запах. – Вкусно пахнет, похоже на мяту.
-- Так и есть.
-- Но у меня, вроде, мяты нет. Где вы ее отыскали?
-- В своем доме, -- и неожиданно улыбнулась. – Это была Аллочка, милейшее существо, -- улыбка на удивление оказалась приятной, омолодив лицо сразу на несколько лет.
-- Зачем она приходила, и кто открыл дверь?
-- Приходила взять кровь для анализа. И еще придет. А дверь, разумеется, открыла я. Ключом Ильи. Вы ведь ушли без предупреждения, -- Галина Ивановна сделала последний глоток, решительно встала. – У меня все. Приятного аппетита!
-- Спасибо, -- пробормотала Тоня. И едва сдержалась, чтобы не вскочить со своей табуретки для благодарного книксена. Оставшись одна, она поймала себя на мысли, что у ее сына, кажется, хорошая интуиция.
Четвертый день пребывания Галины Ивановны в чужом доме начался для его хозяйки с мелких удач. Утренний поход в гастроном закончился приятной добычей: удалось в одной очереди отхватить сыр с колбасой, в другой -- быстро дождаться мяса. У овощного ларька на соседнем углу выгружали из машины ящики с фруктами, повезло купить свежайшие персики и виноград. Немного подумав, Тоня взяла еще душистую дыню для бабы Дуси: Евдокия Егоровна всем другим сортам предпочитала «колхозницу». Бедная старушка теперь очень редко выходила на улицу. Кроме Антонины заботиться о ней было некому: одна из подружек померла прошлой весной, другую забрала к себе дочка и «наградила» заботой о внуке без возможности оставлять маленького сорванца без присмотра. Раз в неделю Тоня наводила порядок в небольшой квартирке напротив, через день забегала поинтересоваться здоровьем, чем-нибудь угостить или на пару попить чайку, рассуждая о погоде и жизни. Болезнь сына нарушила привычный график, но сейчас занятая соседка дала себе слово, что вечером к бабе Дусе хоть на минутку, но непременно заглянет. У подъезда Антонина снова столкнулась с «ангелом» из поликлиники. На этот раз Аллочка облачилась в светлые брючки и алую блузку с узким воротником, завязанным на груди пышным бантом.
-- Здрасьте, Тонечка! Вам помочь? – привычно обласканная другими ласкательным суффиксом, Аллочка и всех остальных хотела одарить теплотой. Не дожидаясь ответа, она выхватила из Тониных рук матерчатую сумку с фруктами и впорхнула обратно в подъезд.
-- Спасибо, но я бы справилась и сама. Доброе утро! Опять пили из моего сына кровь? – пошутила Тоня и сразу почувствовала неловкость: девушка могла обидеться на корявую шутку.
-- Хотите сказать, что я ведьма? – рассмеялась Аллочка. – Я не против, потому что все ведьмы, как известно, красавицы. Вот, -- поставила сумку у двери, -- пожалуйста. А я побежала.
-- И чаю не выпьете?
-- Уже попила, -- весело сообщила девушка, сбегая вниз по ступеням, -- с Галиной Иванной!
-- Как Илья? – крикнула Антонина вслед светлым кудряшкам. Но вместо ответа услышала звук захлопнутой двери.
-- Здравствуйте, Антонина!
-- Доброе утро, -- вздрогнула от неожиданности Тоня. – Вы меня напугали.
-- Что ж, теперь, возможно, порадую. Идите за мной.
Илья читал книгу в постели, опираясь на подсунутую под спину подушку. Опрятный, довольный, бледный, похудевший.
-- Сынок…
-- Вы поговорите, а я пока чаю попью. Через десять минут жду вас, Антонина, на кухне.
-- В холодильнике сыр и колбаса. На бутерброды, -- не оборачиваясь, доложила хозяйка.
-- Мамуля, -- счастливо выдохнул сын, когда дверь закрылась – я по тебе соскучился.
-- Родной мой! -- Тоня обняла сына, прижала к груди, стараясь вобрать в себя остатки болезни, измучившей ее ребенка. – Как ты себя чувствуешь, солнышко? Нигде не болит? Температура есть? Кушать хочешь? Что тебе приготовить? Может, какао будешь? Я персики сегодня купила и виноград, принести? А что ты читаешь? Книжку Галина Иванна дала? -- она сыпала бессвязными вопросами, нежно гладила худенькие плечи, целовала запавшие щеки, теплый лоб с аккуратно зачесанным набок чубчиком, влажноватым то ли от пота, то ли от мокрой расчески. И едва сдерживалась, чтобы не разреветься при сыне. – Врач не больно уколы делает? Капустные листья прикладываете? Шишек после уколов нет? – наконец, отпустила от себя ребенка. – Ну, как ты, сынок?
-- Нормально, мамуля. Я же говорил, что тетя Галя добрая. Она хорошая врач, правда! И очень заботится обо мне.
-- Хороший, -- машинально поправила Тоня. – А что ты читаешь?
-- Пушкин, «Евгений Онегин».
-- Милый, это прекрасная книга, но по-моему тебе еще рановато ее читать.
-- Нет, мамуля! Для настоящих книг возраст не имеет значения, -- серьезно возразил сын, – как и для настоящих писателей. А Пушкин – самый разнастоящий! Он – гордость русской литературы, его надо читать с младых… -- Илья наморщил лоб, вспоминая выпавшее из памяти слово.
-- Ногтей, -- не сдержала улыбку Тоня.
-- Да, с младых ногтей! – просиял сын, с удовольствием повторив. Кажется, ему нравилось это новое, наверняка, не совсем понятное сочетание слов.
-- Так говорит Галина Ивановна?
-- Да.
-- А что еще она говорит? – Антонина не узнавала сына. Вместо забавного, смышленого, непосредственного мальчугана с ней чинно беседовал взрослый, способный спорить, отстаивая свою точку зрения. И только мелочи, вкрапленные в речь, напоминали, что этому «взрослому» еще нет и восьми.
-- Она говорит, что жизнь прекрасна. Мамуля, ты не обидишься, если я немного посплю?
-- Конечно, нет, милый. Давай помогу тебе удобно устроиться, -- она взбила подушку, поправила одеяло, с нежностью провела рукой по щеке, поцеловала и поднялась со стула . За дверью прислонилась к стене, стараясь унять колотившую дрожь, сделала пару глубоких вдох-выдохов и направилась через прихожую к кухне, по пути отметив у зеркала, что выглядит точно брошенная под дождем старая тряпичная кукла. Бессмысленные пуговицы-глаза, расширенный в глупой ухмылке невыразительный рот, стянутый дешевой резинкой неряшливый хвост, болтавшийся между лопаток, -- непонятно, как при виде такого пугала сын не спрятался от ужаса под одеяло, а бросился ей на шею.
…Середину стола
