Должники - Татьяна Лунина
У плиты стояла Галина Ивановна и пыталась сложенной газетой ухватить стерилизатор с еще неостывшей конфорки.
-- Доброе утро! Давайте я помогу, -- Тоня сдернула со стены за шкафчиком кухонное полотенце, окутала им горячий металл и, пропустив Галину Ивановну вперед, вышла за ней из кухни.
-- Это не помощь, -- недовольно заметила врач, -- вы обязаны постоянно находиться у меня под рукой. Беготней по магазинам может заняться муж, даже если он днюет и ночует на свой работе. Давайте стерилизатор. Когда понадобитесь, позову, -- и нажала дверную ручку.
-- Муж в командировке. А я не могу, к сожалению, быть постоянно под вашей рукой, Галина Иванна, потому что работаю.
-- Хм, -- буркнула та и вошла в комнату, плотно прикрыв дверь перед хозяйским носом.
Поздним вечером врач выразила желание выпить чашку крепкого сладкого чая. Не приказала, не попросила – констатировала свою потребность.
-- Чай подать в комнату или попьете на кухне?
-- Пожалуй, выйду, -- блеснула очками просунутая в дверную щель голова.
…Казалось, совсем недавно был так же накрыт этот стол, занимавший едва ли не половину маленькой кухни. На блюдцах стояла та же самая чайная пара с золотыми ободками по краю. Тот же чайник свистел на плите да в белом фарфоровом чайничке с тем же чуть треснутым носиком, набухая, беременела чайным духом заварка. В тех же розетках алело варенье. В той же вазочке для конфет одинаково высилась горка молочных ирисок. Такой же дорожкой выстилал дно плетеной корзинки аккуратно нарезанный хлеб. Все, как в тот вечер, когда они с Леркой изливали души друг другу. Или почти все. Теперь живого близкого человека заменяли номера телефонов, наспех начерканные карандашом для бровей на блокнотном листке, дозвониться по ним не удалось ни разу. Здорового ребенка, сладко сопевшего тогда за стеной, сейчас мучили кашель, жар и уколы, позволяя лишь изредка впасть в забытье, но не заснуть. А табуретку, откуда смеялась, сочувствовала и грустила единственная подруга, сегодня собиралась занять чужая немолодая тетка. Странная, непредсказуемая, непонятная. Врач, не сумевшая вовремя отличить простуду от пневмонии. Две одинаковые начальные буквы, два «П» смешали в чужой голове обычное недомогание и болезнь, грозившую жизни. Пара вертикальных столбов с перекладиной – виселица для двух лиходеек. Одну надо вздернуть сейчас – за преступную доверчивость и безволие. Другой можно позволить попить чайку и, наблюдая это, последнее, чаепитие с наслаждением предвкушать справедливую казнь.
-- Окно лучше прикрыть. Комары налетят.
-- Как Илья?
-- Спит.
-- Я не спрашиваю, что он делает. Я хочу знать, как он себя чувствует.
-- Чувствует, что болеет. А что чувствую по этому поводу я, узнаете завтра. В крайнем случае, послезавтра.
-- Галина Иванна, скажите, зачем вы это делаете?
-- Видимо, имеется в виду мое пребывание здесь?
-- Да. Илью можно положить в больницу.
-- Нет. Свои недочеты я исправляю сама.
-- Вы называете недочетом состояние моего сына?
-- Именно так, -- Галина Ивановна отставила пустую чашку, выудила из кармана конверт, положила на стол. – Кстати, вот, на питание, -- поднялась с табуретки.
-- Чье?! – совсем ошалела Тоня.
-- Мое. Возможно, я пробуду тут некоторое время, -- показала свой «бублик» и выплыла, молча, из кухни.
Следующим утром, возвращаясь с работы, Тоня привычно достала ключ из кармана, но в замок вставить не успела. Дверь ее квартиры открылась, за порог выскочила девушка лет двадцати. Светлые кудряшки, вздернутый носик, большие голубые глаза, белое платьице с васильками по низу – ангел.
-- Здрасьте, -- бросила на ходу «ангел» и попыталась обойти застывшую от изумления Антонину.
-- Здрасьте, -- пробормотала хозяйка, машинально отступая в сторону. Потом опомнилась, крикнула в спину. – Девушка, подождите! Как вы оказались в этой квартире?
-- Я медсестра. Извините, спешу, -- и выпорхнула из подъезда.
Дома было тихо. Только из комнаты, оккупированной Галиной Ивановной, доносился негромкий бубнеж. Тоня на цыпочках подошла к двери.
-- Ну-ка, дорогуша, подставляй свою жопку, -- шлепок, короткое молчание. – Уважаю, крепкий мужичок, -- звяканье, шорох. – Так удобно?
-- Да, тетя Галя, – слабый голос показался очень довольным. Сыну, похоже, нравилась и «тетя Галя», и ее шлепки. – А что было дальше?
-- А дальше, мил человек, случилась большая беда, на нашу страну напали фашисты. И парень ушел на войну, защищать от врагов свою Родину.
-- Мой папа тоже на войне. Только он не свою родину защищает, а чужую. Называется Афганистан. Я знаю, я газеты читаю.
-- Уважаю. Но кроме газет надо еще книги читать. Много книг.
-- И взрослые?
-- Конечно. Почему нет?
-- А мне мама не все разрешает. Говорит, рано еще.
-- Твоя мама, безусловно, умная женщина и достойна всяческого уважения, но она ошибается. Мамы иногда ошибаются, когда воспитывают детей.
-- Почему?
-- Нам мешает любовь.
Молчание, похоже, сын обдумывает ответ.
-- Тетя Галя, а у вас дети есть?
-- Да.
-- Кто?
-- Сын… был.
-- А где он сейчас?
-- Длинная история.
-- Расскажете?
-- Потом. А сейчас спи, человек. Тебе нужно накапливать силы.
-- Вы будете здесь? Не уйдете?
-- Нет, только вынесу стерилизатор и поздороваюсь с твоей мамой. Кажется, она уже дома.
-- Скажите, что я ее очень люблю.
-- Обязательно.
Отходя от двери, Тоня едва сдерживала слезы.
-- Доброе утро, Антонина! Чай будете?
-- Галина Иванна, полчаса назад я столкнулась в дверях с девушкой, которая выходила из моей квартиры. Кто она и как здесь очутилась? – Врач выжидающе смотрела на Тоню. – Извините, доброе утро,
