На острие меча - Вадим Николаевич Поситко
Его позитивный настрой передался и Лукану. Он вскинул голову к небу, в котором беззаботно носились ласточки и стрижи, а в прозрачной синеве над ними, раскинув могучие крылья, парил орел. Он описывал неспешные круги, выбирая жертву, и Гаю даже почудилось, что до него долетел орлиный крик. Гортанный, отрывистый… и как будто предостерегающий…
* * *
Кален осматривал рану Марциала с дотошностью опытного хирурга. Затем он ее промыл, смазал какой-то мазью и перевязал чистыми полосами белой ткани. При этом не переставал повторять:
– Это большое везенье! – И вынес свой вердикт, когда закончил работу: – Еще немного, на палец выше – и наконечник этой стрелы задел бы жизненно важную артерию.
– И что тогда? – не выдержал Марциал.
Кален посмотрел на него блеклыми и чуточку грустными глазами.
– Ты бы умер, трибун. Истек кровью – и умер.
– Значит, боги оберегают меня, – бодро заключил Мациал и подмигнул Гаю, присутствовавшему при всей этой нехитрой процедуре.
– Спасибо тебе, Кален, – поблагодарил за друга Лукан, и они направились к выходу из палатки.
– Будьте осторожнее! В следующий раз так может не повезти, – напутствовал их хирург, но молодые люди не сочли нужным ответить. Это война! И право на везенье получает далеко не каждый.
По лагерю уже разлетелась новость о результатах разведывательного рейда. Лихой маневр Марциала под самым носом у противника обсуждали у каждой палатки. А тот факт, что он вывел отряд из-под обстрела практически без потерь, при этом получив ранение сам, подняли его статус в глазах легионеров до планки опытного командира.
– Как считаешь, Галл отдаст под мое начало алу кавалерии?
Они стояли у палатки главного хирурга легиона, поджидая Флакка и щурясь на яркое полуденное солнце. Лукан хлопнул приятеля по плечу.
– Я уверен, лучшей кандидатуры ему не найти.
На вечернем совете офицеров Галл передал под командование Марциала Вторую Мезийскую алу. Объявил об этом без особой торжественности и со скупой солдатской похвалой. Но Марциалу было достаточно и этого.
Глава 19
Сказать, что Диомен был огорчен, не сказать ничего. Он был глубоко, до последней клеточки тела, раздосадован и даже взбешен. После всего, что он для НЕГО сделал – и мог бы сделать в будущем, – Митридат удостоил его только коротким приемом. И никакой, пусть самой незначительной, награды, ни даже обещания ее в будущем! Ровным счетом ничего! А ведь он столько лет верой и правдой служил ему, порой рисковал жизнью. И, наконец, прилично потратился. Последняя миссия до дна опустошила кошелек, а Митридат, его повелитель, его кумир, одарил своего преданного пса лишь упреками в нерасторопности и глупости.
Что ж, раз так, он найдет способ возместить свои убытки, и даже с лихвой. В голове Диомена уже созрел план, ради осуществления которого он и не стал задерживаться в Пантикапее.
Двухколесная телега, запряженная старой клячей, со скрипом тащилась по дороге в Нимфей. До рассвета оставалось не больше часа, но он как раз успевал к первым проблескам зари добраться до города. Не стоило, чтобы его видели – у царя всюду свои глаза и уши. А по тому, как исказилось, а потом окаменело красивое лицо Митридата, Диомен понял, что человеку, о котором он сообщил как о предателе, долго не жить. Поэтому нужно было поторопиться. И поэтому он отправился прямо из дворца в соседний полис. Да, мешкать было нельзя: уродливое лицо Теламона, как обычно, тенью стоявшего подле повелителя, исказилось от гнева не меньше, чем у самого царя, сделавшись от этого еще безобразнее.
«Этот уж точно откладывать расправу в долгий ящик не будет», – рассуждал Диомен, подгоняя лошадку.
Нимфей только-только пробуждался, встретив его редким лаем собак и первыми криками чаек. Он привстал в тележке, вглядываясь в море: с десяток рыбачьих лодок выходило на утренний лов, два боевых корабля с убранными парусами стояли на выходе из гавани, словно вросшие в неподвижную гладь воды. Других судов в обозримом пространстве не наблюдалось, и Диомен облегченно выдохнул: значит, Теламона с его палачами в городе еще нет (а то, что тот выберет путь морем, сомнений не вызывало) и у него есть еще в запасе немного времени. Максимум полдня. Полдня, чтобы обстряпать свое дело и наполнить похудевший кошель увесистой горкой монет.
Диомен тронул поводья, и кобылка продолжила спуск. Дорога выровнялась, так что оставшиеся до городских стен две стадии они преодолели быстро. Стража как раз открывала ворота, когда тележка подъехала к ним.
– И куда ты прешь в такую рань? – недовольно проворчал один из воинов, широко зевая и даже не утруждая себя прикрыть рот рукой.
Оба были в полном боевом снаряжении – в шлемах и в блестящих железными бляхами кожаных панцирях, с мечами в доходивших до колен ножнах и широкими кинжалами за поясом.
«Спят, псы, а вырядились, как на войну», – отметил про себя Диомен, а вслух, не моргнув глазом, соврал: – Хочу выбрать свежей рыбки с первого улова. А то в прошлый раз припоздал, так досталась одна мелочь.
– Ну, это понятно, – протянул второй стражник, заметно старше первого, с короткой курчавой бородой, в которой уже пробивалась седина. – Наши хозяйки со своими корзинами первые лодки у самого берега ждут. Рыба и на прилавки не успевает попасть.
– Вот и я об этом, – живо закивал Диомен и как можно любезнее улыбнулся понятливому воину.
– Проезжай! – Молодой отступил в сторону, освобождая телеге дорогу, опять зевнул и опять не прикрыл рот рукой.
«Гадюка тебе в глотку, овца в шлеме!» – пожелал ему Диомен и, продолжая льстиво улыбаться, проследовал за стены.
Искать нужный дом не было необходимости, поскольку он хорошо знал, где живет человек, который сделает его сегодня богатым. Проехав гимнасий, он повернул направо, оставив слева дорогу к площади и гавани. А спустя сотню шагов осадил свою клячу у высокого бледно-желтого забора. Массивные деревянные двери одновременно служили и воротами. Помедлив немного, Диомен слез с телеги, подошел к ним и три раза ударил по медной пластине бронзовым кольцом.
Ждать пришлось недолго. Дверь открыл угрюмый детина с копной светлых волос. Окинул его оценивающим взглядом, в котором, однако, не было враждебности, почесал за ухом.
– Я к твоему хозяину. По важному и срочному делу, – предупредил его вопрос Диомен и застыл с заговорщическим выражением на лице.
– Входи. – Парень посторонился, пропуская его внутрь, затем закрыл на засов дверь. – Подожди вон там. – И указал на мраморную скамью в тени увитой виноградной лозой стены.
Когда он ушел, Диомена впервые захлестнули сомнения, а правильно ли он
