Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр

За стенами часовни народа почти не осталось. Мария собралась было вернуться в свои покои, но тут увидела шедшего ей навстречу Шапюи.

– Ваше высочество, позвольте принести вам мои глубочайшие соболезнования, – с печальным видом произнес он. – Мир лишился великой женщины.

Мария не могла говорить, ее переполняли чувства. Она была готова отдать все на свете, лишь бы найти утешение в объятиях Шапюи.

Чудом взяв себя в руки, она вежливо ответила:

– Благодарю вас, милорд посол. Да, мы все потрясены этим ужасным событием. И какая трагедия, что смерть забрала ее именно тогда, когда она была на вершине триумфа!

– Вы совершенно правы. А как принц? Он здоров?

– О да. За ним присматривает целая армия нянек и слуг, готовых удовлетворить любую его потребность.

– Со временем король и ваше высочество найдут в нем свою отраду. Уверен, вы станете ему матерью. – Шапюи поймал взгляд Марии, его глаза говорили больше любых слов.

– Благодарю, – пролепетала она в смятении чувств. – А теперь я должна идти. Продолжительные бдения лишили меня последних сил.

Шапюи снова поклонился.

– Храни вас Бог, моя принцесса, – прошептал он настолько тихо, что ей показалось, будто она ослышалась.

* * *

На следующий день королева была торжественно упокоена со всеми полагающимися ей почестями. И многие в толпе скорбящих были искренне опечалены. Братья Сеймур выглядели совершенно убитыми, и неудивительно, ибо Джейн была источником их продвижения и процветания. Однако ни у кого не оставалось сомнений, что они, как дяди принца, теперь приобретут колоссальное влияние. Подобная перспектива немало беспокоила Марию: ведь если Джейн была доброй католичкой, то Эдвард и Томас Сеймуры славились своими радикальными взглядами на религию.

Мария со слезами на глазах смотрела, как гроб опускают в склеп в центре часовни перед главным алтарем и должностные лица королевы ломают служебные жезлы в знак конца их верноподданства и службы. И действительно, все пришло к своему концу.

* * *

Король, одетый во все черное, прервал затворничество, снова взяв на себя бразды правления каждодневной жизнью, но радость покинула его, и он сильно прибавил в весе, поскольку скорбь и больная нога помешали его обычным физическим упражнениям. На королевский двор, казалось, опустился погребальный покров.

– Я должен снова жениться, – вздохнул он. – У меня есть один сын, и я обязан обеспечить преемственность, произведя на свет других.

Они с Марией ужинали в его покоях. Генрих послал за дочерью, объяснив, что для поднятия настроения нуждается в женском обществе. Когда он затронул тему очередной женитьбы, Кромвель, также приглашенный на ужин, немедленно встрепенулся:

– Можно получить немалую выгоду от иностранного альянса, сир.

– Я еще не настолько стар, – задумчиво произнес король. – Мне всего лишь сорок шесть, и я по-прежнему являюсь самой желанной добычей во всем христианском мире.

Мария улыбнулась, в глубине души сомневаясь, согласятся ли с ним европейские принцессы, учитывая, что у него за спиной три покойные жены и два развода.

– Вы абсолютно правы, сир. Многие дамы почтут за честь получить от вас предложение руки и сердца. Я уже начал изучать этот вопрос, но проблема в том, что в данный момент в наличии мало подходящих невест. Некоторые из них придерживаются протестантского вероучения, ну а другие нежелательны с политической точки зрения.

Отец решительно взмахнул рукой:

– Что ж, продолжайте искать. Я вполне полагаюсь на ваше суждение.

Глава 14

1538 год

Мария вернулась в Хансдон, к прежней спокойной мирной жизни, которая теперь, как ни странно, казалась совершенно пустой. Она привезла с собой сводную сестру, поскольку леди Брайан теперь приписали к двору принца и за Елизаветой присматривала новая воспитательница леди Трой. Марии она нравилась, но четырехлетней Елизавете такие значительные перемены пришлись не по душе. Она переживала отъезд леди Брайан даже болезненнее, чем смерть матери, поскольку старая дама окружала девочку трогательной заботой, хотя и проявляла при этом должную строгость. Однако Елизавета оказалась достаточно жизнерадостным ребенком, сообразительным, умным и сдержанным. Мария щедро дарила Елизавете всю свою нерастраченную нежность и любила ее как сестру, пусть даже она и была дочерью Марка Смитона.

Сестры проводили дни, получая удовольствие от маленьких радостей жизни и вкусной еды. К столу им подавали куропаток, жаворонков, фазанов, деликатесные сыры, вишню, яблоки, айву и груши. Все это запивалось вином, а однажды – и доброй бутылкой хереса. Однако Марию снова беспокоила зубная боль, причем так сильно, что король в конце концов прислал хирурга вырвать больной зуб. Процедура была крайне мучительной, но принесла блаженное облегчение.

Мария занялась заказом новой одежды: вышитых воротников с рюшами, расшитых золотом и серебром чепцов, перчаток из испанской кожи и платьев из серебряной парчи. Елизавете тоже, естественно, понадобилась новая одежда, и Мария снова засадила за работу портных и белошвеек. Днем она играла на вёрджинеле, пока Елизавета танцевала, а по вечерам картежничала с придворными дамами. Однако она не забывала ни о молитвах, ни о благотворительности, раздавала деньги нищим и заключенным. А еще у нее появились два новых крестника, за которых она несла ответственность.

Она регулярно получала письма от Шапюи. Посол писал, что король теперь подыскивает себе невесту во Франции. Марию больно задело сообщение о том, что отец не желает никаких испанских невест, она не одобряла его идею взять в жены француженку. Но у короля Франциска были дочери, достигшие брачного возраста, к тому же говорили, что во Франции есть и другие прекрасные дамы знатного происхождения.

Однако Генрих любил скрывать свои намерения, а потому, даже если он и рассматривал возможность альянса с Францией, его послам за границей было велено сообщать обо всех подходящих кандидатурах. Поползли самые разные слухи, даже достигшие Хансдона, но вскоре Мария узнала, что отец заинтересовался одной из ее кузин, юной герцогиней Миланской, приходившейся племянницей императору.

Шапюи писал, что шестнадцатилетняя герцогиня Кристина отличалась высоким ростом и исключительной красотой. При всей своей молодости, она уже была вдовой, поскольку ее престарелый супруг отошел в мир иной, и до сих пор носила траур. Очевидно, короля прельстили слухи о ее прелестях. И он, без сомнения, рассматривал молодость невесты как преимущество, справедливо полагая, что сумеет воспитать жену по своему вкусу.

Но затем, как всегда изменчивый, он передумал. Шапюи сообщил Марии, что теперь