Легионер. Книга третья - Вячеслав Александрович Каликинский
Самые злобные псы затихали и лизали Яну руки, когда он заговаривал с ними на своем непонятном и певучем языке. Свирепые жеребцы покорно подставляли ему спины под седла и тяжелые доспехи, позволяли причинять себе боль и лечить раны, получаемые ими в схватках наравне с наездниками.
Когда явившиеся к Мертвому морю пришлые рыцари сожгли селение, где жил Ян со своими соплеменниками, то всех мужчин копьями заставили спрыгнуть с высокого обрыва. Яну повезло: прежний оруженосец Каменного Иоганна накануне сломал ногу, и тот уже добил его, не желая обременять себя заботами о раненом. Забираться же на коня без посторонней помощи в тяжелых доспехах было невозможно. И Ландсберг в последний момент опустил копье, перед которым пятился курчавый язычник с редкой бородкой и непонятной улыбкой-гримасой на лице. Подумав, он перевернул копье, слегка стукнул им язычника по плечу и знаком велел следовать за собой.
Спасенный им язычник удивительно быстро выучил чужой язык, понимал жесты и настроение своего господина, не пытался убежать и верно исполнял свою службу. Вскоре Ландсберг с удивлением обнаружил, что для дикаря-язычника Ян был очень умен, и даже позволяет себе дерзко давать советы своему господину! Неслыханная вещь для слуг из своей земли, тупых и невежественных мужланов.
Услыхав совет Яна впервые, Каменный Иоганн молча стукнул слугу тупым концом копья так, что тот потерял сознание. Замахивался на слугу Ландсберг и позже, — но больше не бил: его суждения были верны, а советы, как показывало время, правильны. Впрочем, Ян не обижался, если его господин, вопреки советам, поступал так, как считал нужным. По приказу своего господина Ян и убивал — быстро и безжалостно.
Вот и конь Ландсберга: он был послушен хозяину и дисциплинирован, как солдат. Он прибегал на свист Ландсберга, неистово грыз чужих коней в бою, но любил — и Ландсберг это знал точно — только этого язычника Яна. Только ему он доверчиво клал на плечо голову, только из его ладоней безбоязненно брал мягкими губами хлебные корки.
Вглядевшись в дорогу еще раз, Каменный Иоганн различил, наконец-то, силуэт верхового.
Еще через несколько минут стало видно, что рядом с лошадью его слуги, держась за стремя, движется какая-то фигура в длинном плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Фигура была, несмотря на мешковатый наряд, явно меньше пузатого, как помнил Ландсберг, ростовщика. И было в этой фигуре что-то гибкое, женское…
Как же жить дальше, вновь спросил себя Каменный Иоганн, перестав пока думать о возвращающемся слуге и его странном спутнике. Может, купить большую галеру, рабов-гребцов и морем отправиться на поиски младшего брата Гуго? Не исключено, что, он поселится рядом с ним и проживет остаток жизни на нетрудной службе какому-нибудь русскому князю, в тишине и покое. Отцовского золота, как полагал Ландсберг, хватит на всё — и на галеру, и на рабов, и на долгий покой в неведомой Московии.
Конь Ландсберга приветственно заржал, и, покосившись влажным взглядом на неподвижно сидящего хозяина, сделал несколько шагов навстречу подъехавшему Яну. Тот соскользнул с седла, бросил поводья спутнику. И, жестом велев тому оставаться на месте, приблизился к господину. Мимоходом ласково тронув хозяйского жеребца, Ян легко опустился на одно колено и низко склонил голову — ожидая, чтобы первым заговорил господин.
— Ты что же, не нашел ростовщика? — помолчав, спросил Каменный Иоганн.
— Плохие вести, мой господин! — слуга вынул из-за пазухи кожаный мешочек с денежной распиской, которую дал ему утром Ландсберг и протянул его Иоганну. — Ростовщик умер три месяца назад. Он не оставил наследников своего ремесла, и я не привез твоего золота, о мой господин!
— Отчего подох этот грязный негодяй? Надеюсь, он хорошенько помучался перед смертью? — все так же ровно, не поворачивая голову, продолжал расспрашивать Ландсберг.
— О да, мой господин! Люди говорят, что ростовщик умер в мучениях. Он умирал долго и тяжело. Его сильно побили слуги знатного рыцаря — так, что ростовщик всю зиму болел, харкал и мочился кровью. Но что толку от его смерти, если у тебя больше нет денег?
— И что, в деревне никто не нашел после смерти ростовщика его сокровищ? — недоверчиво спросил Ландсберг. — Ведь он хранил, надо думать, не только мое золото?
— Люди в деревне начали искать золото ростовщика еще до его смерти, мой господин! Они перерыли на его глазах его погреб и весь его двор — а он, умирая, только смеялся и плевал кровью в тех, кто спрашивал его про деньги. А когда ростовщик умер, люди разобрали его дом по камешку — но тоже ничего не нашли. Староста поклялся в этом святым причастием Господним.
— Поклялся! Святым причастием! — мрачно хмыкнул Каменный Иоганн. — Это сиволапое мужичье поклянется в чем угодно, и не будет думать об адском пламени, которое ждет клятвопреступников… Я сам допрошу старосту!
— Я уже сделал это, мой рыцарь! Я с пытками допросил старосту, деревенского кузнеца и даже священника. Никто в деревне не нашел золота!
Иоганн, все время сидевший неподвижно, вдруг боковым зрением заметил на земле у своих сапог какое-то движение. Не поворачивая головы, он скосил глаза вниз. Небольшая темная ящерица, обманутая долгой неподвижностью человека, наполовину забралась на порыжевший в долгих походах носок сапога Каменного Иоганна: наверное, солнце нагрело его больше окрестных камней. Не спуская с ящерки глаз, рыцарь хмыкнул:
— Ян, как ты посмел поднять руку на слугу божьего? И при чем тут какой-то кузнец?
— Прости, мой рыцарь! Я знаю, что совершил святотатственный, по вашим законам, грех. И ты, безусловно, можешь в любой момент убить меня за это. Но знай, что сделал я это ради тебя и твоего золота. А что до меня — то мои боги не запрещают убивать любого человека ради блага своего господина.
— Так ты убил священника? — Ландсберг продолжал следить за замершей ящерицей на своем сапоге. — И еще ты не сказал мне о кузнеце. При чем тут какой-то кузнец?
— Кузнец — самый богатый человек в деревне, если его жалкие доходы, конечно, можно называть богатством. Многие в деревне ему должны, и он обязательно узнал бы о том, если б кто-то что-то нашел. У кузнеца после моего допроса осталось по два пальца на каждой руке, но я сохранил ему жизнь, ибо его ремесло нужно людям. А священник, как сказали мне люди, исповедовал ростовщика перед его смертью, и, стало быть, мог что-то узнать у него о золоте. Тайна исповеди у вашего Бога священна. Только
