Легионер. Книга третья - Вячеслав Александрович Каликинский
Ландсберг вдруг поймал себя на то, что регулирует свое дыхание, не позволяя слепой ярости выплеснуться наружу. Считать свое дыхание его когда-то научил Ян. В ту пору Каменный Иоганн сильно страдал от раны, нанесенной саблей сарацина. Везде этот Ян, этот проклятый мудрый язычник Ян! Вот на ком Ландсбергу сейчас сорвать бы свой гнев, вот на кого выплеснуть душевные муки последнего дня…
— Ну, что ты мне еще скажешь? — все еще сдерживаясь, спросил он.
— Кроме того, мой господин, я побывал в таборе цыган-маркитантов на окраине деревни, — поспешно, боясь что его прервут, сказал Ян. — Там живут также и непотребные девки. Маркитанты и девки говорят, что никто из деревни давно уже не приходил за покупками. И ласки тех девок деревенским тоже купить давно не на что. Так что золота ростовщика никто не нашел, я уверен!
— И ты, я гляжу, привел одну из этих непотребных девок своему господину… Наверное, для того, чтобы он утешился в ее грязных объятиях от потери всего, что было накоплено в роду Ландсбергов?
— Эта женщина не из табора маркитантов, мой рыцарь! Много лет она жила в доме ростовщика. Она на редкость красива, и ростовщик, как говорят люди, очень дорожил ею. И если кто-то и знает про твое золото, то я думаю, что это она! Поговори с ней сам, мой господин — но не спеши, умоляю, давать волю своему гневу! Если ты хочешь, я сам буду пытать ее на твоих глазах — но, прошу тебя, сначала поговори! И знай: она не из простолюдинок! — многозначительно сказал слуга.
А ведь проклятый язычник снова прав, подумал Ландсберг, все еще глядя на ящерицу, теперь уже полностью забравшуюся на сапог. Он прав, клянусь Распятием Христовым! Он верно сообразил про кузнеца, пытал в поисках следов золота священника — зная, что его господин вряд ли осмелится поднять руку на слугу божьего. И девку из дома ростовщика догадался привести сюда — действительно, кто, если не она, может знать о золоте? Яну следовала бы родиться не слугой, а господином — впрочем, там, у себя, у своего моря, он, возможно, и был господином…
Ландсберг молчал, считал свое дыхание и как-то вяло удивлялся про себя тому, насколько мало тронуло его известие о потере золота. Почему? Может быть, потому, что он никогда не верил до конца в то, что получит его обратно? Его предки всегда закапывали золото, а не давали его грязным ростовщикам.
Он пошевелился и чуть заметно кивнул. Слуга опрометью, словно боясь, что господин передумает, бросился за женщиной. Он что-то сердито шептал ей и даже дергал за плечи — но та, отбросив назад капюшон, рассмеялась в ответ и смело подошла поближе к рыцарю. Чуть согнула и тут же распрямила колени, смело — как равная! — кинула Иоганну головой. Ян сзади даже надавил ей на плечи, пытаясь поставить женщину на колени — но та сбросила его руки и осталась стоять. Этого Каменный Иоганн вытерпеть не мог даже при его выдержке!
— На колени! — не выдержав, заорал Ландсберг так, что его конь испуганно всхрапнул, встал на дыбы, и, протанцевав несколько шагов на задних ногах, отбежал в сторону. — На колени, тварь, пока я не приказал слуге закопать тебя в землю живой! Ну!!!
Женщина испуганно сделала шаг назад — но пересилила себя, не опустилась на колени.
— Я не грязная мужичка, о славный рыцарь! Мой отец был у себя на родине благородным господином, у него было много слуг и несколько больших каменных домов. И у матери моей было столько золотых украшений, сколько за всю свою жизнь не видел мой хозяин, этот гнусный ростовщик!
— Вот как? — мгновенно остыв, но по-прежнему недобро удивился Ландсберг. — И кто же он таков, твой благородный отец? — Он постарался вложить в слово «благородный» побольше яду.
— Его владения далеко отсюда, за горами, у теплого моря. Меня девчонкой украли бродячие лицедеи и привезли сюда, на север. А ростовщик выкупил меня у них за две золотые монеты — он хотел сделать из меня наложницу, этот жирный толстобрюхий похотливый кабан!
— Вот как! — повторил Ландсберг. — И ему это удалось?
— Ни ему, ни тем лицедеям, которые раньше тоже хотели попробовать мое тело! — запальчиво ответила женщина и тряхнула густой гривой волос.
Ландсберга этот поворот разговора начал забавлять.
— Ты что же, сильнее мужчин? — насмешливо спросил он. — Или лицедеи выкрали тебя вместе с поясом целомудрия, замок которого никто не может открыть?
— Я так громко кричала, царапалась и кусалась, что самые сильные мужчины терялись и пытались заглянуть мне в глаза, чтобы увидеть источник такой силы. И это было их ошибкой, ибо, встретившись с моим взглядом, они не смели продолжать свои гнусные попытки.
— Ты что же, колдунья? Тогда почему тебя до сих пор не сожгли на костре?
Женщина молчала, смело глядя в лицо Каменному Иоганну. У нее было приятное лицо, брови вразлет, живые карие глаза в тени огромных ресниц и белоснежные зубы. Таких красивых зубов Каменный Иоганн не видел даже у дам при королевском дворе, где те, говорят, ежедневно чистят их с помощью тряпицы и мелового порошка. Да, она ничем не походила на чумазых, забитых и тупых женщин из деревни.
— Значит, ты дочь благородных родителей? — по-прежнему недоверчиво переспросил Ландсберг. — А чем ты можешь доказать это?
— А чем ты доказываешь свою принадлежность к благородному рыцарству? — дерзко спросила женщина.
Ян испуганно положил руку ей на плечо, призывая к благоразумию: женщина явно перешла самые смелые границы дозволенного. Ландсберг снова начал багроветь.
— Мой господин, позволь мне спросить ее! — быстро попросил слуга и обратился к женщине на незнакомом Каменному Иоганну языке.
Та при звуках певучего языка, явно ей знакомого, изумленно подняла брови, выслушала, и, запинаясь, произнесла в ответ несколько слов, явно понятых Яном. Он обрушил на молодую женщину поток новых вопросов. Если та не понимала, повторял то же самое медленно — не забывая при этом поглядывать на теряющего терпение господина.
— Я думаю, что она не лжет, мой господин! Она понимает язык галлов и даже может отвечать мне, хотя многое успела позабыть. Она знает имя венецианского дожа, знает, что он был хром на левую ногу
