Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина
– Маша, у вас дома есть иконы? – спрашивает Джон, он опять вертится около меня.
– Есть, только не старинные, девятнадцатого века.
– У вас в семье кто-нибудь молится? – спрашивает серьёзно, не шутит.
– Мама, когда кто-нибудь болеет или когда у кого-то из нас неприятности.
– А вы?
– Я комсомолка, но иногда, когда… – у меня опять сердце уходит в пятки.
Зачем ему это знать? Напишет там статейку по сравнительной социальной психологии, приплетёт меня, дойдёт до начальства… Ужас, кошмар! Спокойно, Маша. Человек просто так спрашивает. Ты устала, потому что все от тебя что-то хотят. Милдред с глупостью про то, что Бул из ЦРУ, и Хоупер со своим боевым товарищем, который наверняка уже на том свете, и Рустер… Ненавижу Рустера, и Милдред, и Була, и Хоупера, и Тома. Где он? Мне надоело считать его клиентов по головам! Это его забота. Когда мне начинает казаться, что я в кольце провокаторов, это значит – предел, пора отгулы брать. Том показывается к обеду, садится рядом со мной. Глаза красные, сам зелёный, вид тот ещё.
– Хеллоу, Маша, как поживаете? Всё о’кей? – голос хриплый с перепоя.
Раньше он сидел за столом с Симпсонами и Тейлорами, но теперь пересел к нам. Ему стыдно – те люди положительные, скромные, могут не одобрить. А у нас за столиком – публика разная. Взять хотя бы Элис. У неё тоже несвежий цвет лица после вчерашнего посещения ночного бара. Том подтверждает мою догадку:
– Видите ли, моя девочка, Симпсоны и Тейлоры не одобряют моей привычки время от времени промыть горло шотландским виски. Они протестанты, приверженцы умеренности. Я же католик, и, к вашему сведению, моя дорогая, мои предки по материнской линии – шотландцы, и английским королям не присягали. Я католик-алкоголик. Нелепое сочетание, не так ли? Но не для шотландцев. Джон уже успел доложить мне, что вы – христианка. Верующая комсомолка, тоже нелепое сочетание! Но в этом что-то есть. В сущности, христианские идеи пронизывают многие утопические теории… Маша, что с вами?
Я чуть со стула не падаю. Вскакиваю и бегу в туалет, а там выкуриваю две сигареты подряд. Так кто из них он? Провокатор – Джон или Том? «На шаткой идеологической почве: советский гид – комсомолка признаётся в тайной принадлежности к Русской православной церкви…» От сигарет я тупею и успокаиваюсь. Будь что будет. Дойдёт до начальничков – упрусь, буду твердить, что это ложь и клевета. Наплету что-нибудь. Ну не подлец ли Джон? А в паспорте психолог, да ещё профессор. Циничный сплетник, как все журналисты. Буржуазные, конечно, к нашим это не относится. Нет, никому нельзя верить. Ну и дела. Так живём, так трудимся, как любит говорить, вздыхая, один знакомый фарцовщик из Питера, запихивая в кроссовки пачку зелёных банкнот. Не подумайте, что он мой приятель, он хахаль барменши… На душе муть. С этими мыслями я пробираюсь между столиками на своё место, лучезарно улыбаясь Джону Рустеру. Пусть не воображает, что я его боюсь. Улыбка, как маска, скрывает всё, что творится у меня на душе. При этом надо всё время болтать, чтобы заглушить тревожные мысли.
Так я и делаю на экскурсии по ВДНХ, вожу туристов от павильона к павильону, опять мелю про наши достижения. Это помогает, потому что нельзя же думать всё время об одном и том же. Новая мысль: надо же, этим старичкам за шестьдесят и больше, а как шустро они топают, прямо как молодые! Я, конечно, притормаживаю, чтобы калеки не отставали – в одной паре прихрамывает супруга, – но разве сравнишь их с нашими калеками? Вот кому совсем плохо, а я раскисла, дурёха. Такой у меня характер: хандрю, хандрю, и вдруг – раз! – и мне на всё наплевать, все страхи исчезают, как будто какое волшебство подействовало. Никакого кошмара, жизнь как жизнь, и с чего я решила, что мне хуже всех? В конце экскурсии запихиваю своих на круговую кинопанораму. Смотрю – плетётся Нинка, батюшки мои, с индивидуалами! Хипповые «люксы», в шикарных очках, стиль богемный, актёры или режиссёры, муж с женой, скорей всего. По виду – из Нью-Йорка или из Голливуда. Это ладно, только почему Нинка, такой ас в нашем отделе, и с индивидуалами?! Ясно, что они не сенаторы, не вице-президент с супругой, обычная богемная шпана, даже не очень богатая, поэты там какие-нибудь или драматурги. Нинка мне подмигивает, направляет парочку в кинопанораму (мы это кино сто раз видели), и через минуту мы уже дымим на лавочке, и она мне такое рассказывает, что я не знаю, верить или нет, и просто помираю со смеху. Я с Нинкой не дружу, то есть девчонка она неплохая, но уж больно её начальство любит, может, потому, что она весёлая и много анекдотов знает. Не политических, ни в коем случае, нет, нет. Еврейских, армянских, и здорово их рассказывает. Картавит, интонации смешно передаёт. На отдельских вечерах её сажают за стол начальства, потому что без неё там царит скука и безмолвие – о чём им говорить, если они друг друга боятся? А когда она за столом – оттуда то и дело взрывы хохота раздаются. И туристы от неё в восторге. Но я не доверяю людям, которые всем нравятся, у которых со всеми замечательные отношения. Тут что-то не то, думаю я. Карьера у неё на мази – с
