Повесть о Предславе - Олег Игоревич Яковлев
– Княгиня! Наше княжество невелико. У нас мало добрых ратников, таких, которые справились бы и с ляхами, и с любыми другими врагами.
– И что с того? Женская, что ли, забота – воинов в дружину набирать?! – Предслава хмыкнула и передёрнула плечами.
– У твоего супруга немало серебра. Я это знаю. Серебро добывают на рудниках в горах. Поговори с ним, тебя он послушает. Я бы нашёл хороших воинов.
– Я подумаю над твоими словами. Но я не верю тебе. Не ведаю, что ты замышляешь.
Княгиня хмурила чело. Володарь прикусил губу, смолчал. Едва не рассказал ей, что хочет набрать войско из печенегов. Угры так поступили и не прогадали. Пожонь[195] отобрали у Болеслава Польского с печенежской помощью. Нет, лучше пока помолчать. Она догадается, она умна и сметлива, как и её покойный отец. А здорово-таки снёс ему тогда он, Володарь, с плеч голову!
Новоиспечённый воевода чуть заметно улыбнулся, поклонился княгине и исчез за дверями. Предслава осталась сидеть в кресле задумчивая и встревоженная.
Вечером она поднялась к старому пану Леху и откровенно рассказала ему о своих опасениях, а также призналась, что ждёт ребёнка. Старик как мог успокаивал её, ласкал, говорил:
– Обойдётся всё, детонька! Ничего худого твой Володарь не сделает, не посмеет!
И Предслава успокаивалась, смеялась шутливым рассказам старого пана, на время словно бы превращаясь в несмышлёную девочку с её малыми заботами. Она хвасталась перед ним своими ожерельями, браслетами, серьгами, платьями, крутилась перед большим серебряным зеркалом. Становилось ей в такие часы легко и весело.
…Ранней зимой княгиня во главе пышной свиты отправилась на ловы в Крконоше.
Глава 41
Снег серебристыми хлопьями кружился в морозном и чистом горном воздухе, падал, укутывая в белый войлок дороги и дома, густо запорашивая раскидистые лапы могучих пихт. Дорога шла вверх, Предслава ехала вслед за проводником, сменив на сей раз любимую резвую кобылу на солового венгерского фаря, который отличался спокойным нравом и шёл размеренно, не спеша, важно, помахивая светлым хвостом.
Ловчие затравили матёрого благородного оленя. Владыки, пажи и придворные дамы весело щебетали о предстоящей охоте, о погоне за быстроногим зверем. Вот заиграли в лесу трубы герольдов, раздался заливистый собачий лай. Вереница всадников круто свернула с тропы и рассыпалась по лесу. Предслава остановила фаря, повернулась к проводнику.
– Где селение медников? Далеко ли?
– Да рукой подать.
– Проводи. Устала я что-то, притомилась. Вот тебе грош серебряный.
Вдаль унеслись азартные охотники на резвых скакунах. Стих в лесу лай собак, умолкли трубы. Предслава ехала по стихшему зимнему лесу, слыша, как поскрипывает под копытами снег.
Вот случайно задела она ветку пихты. В мгновение ока засыпало снегом дорогой, саженный драгоценными каменьями кожух. Предслава взвизгнула от неожиданности, стала отряхиваться. Заметила белку с пушистым хвостом, тотчас исчезнувшую в густых ветвях.
Вскоре лес кончился, словно оборвался, открылся крутой скалистый утёс. По левую руку от него, вдоль ведущей вниз по склону тропы, показались разбросанные в беспорядке хаты.
– Вот село. А вон кузня, – указал проводник.
Предслава поблагодарила его и спешилась. Вначале думала постучать в первый же дом, но передумала и пошла к кузнице, из которой густо валил дым.
Матея Хорват, по пояс голый, весь лоснящийся от пота, ударял молотом по наковальне. В углу горел горн, двое молодцев раздували меха. Раскалённую докрасна медь охлаждали водой, всё вокруг крутилось, шипело, стучало, мастера о чём-то громко переговаривались. У Предславы с непривычки закружилась голова. Она вышла в холодные сени, отдышалась. Подойти к мастерам не решалась, боясь помешать работе. Так и стояла некоторое время, смущённая и не знающая, как поступить. Но вот дверь кузни отворилась, и Матея, уже в рубахе без ворота, на ходу набрасывая на плечи овчинную безрукавку, поспешил на двор. Тут-то Предслава и подскочила к нему сзади, обняла застывшего от неожиданности парня, закрыла ему рукой в зелёной сафьяновой рукавице глаза. Шепнула:
– Ну, догадайся, кто?
– Княгиня! – так же шёпотом промолвил Матея.
Неожиданным резким движением он подхватил её на руки. Предслава беспомощно болтала в воздухе ногами в тимовых сапожках, повизгивала и игриво отбивалась от него.
Матея принёс её в утлую избу, посадил на грубо сколоченную пихтовую лавку.
– Люблю. Каждый день, каждый час – о тебе только и думала. А тут ловы эти. Ну, поехала со всеми да по дороге свернула, – рассказывала княгиня.
– А я на Николин день в Прагу собираюсь. К купцу одному на постой попрошусь. Поделки разные на рынок понесу, на продажу. Думал, там тебя где увижу. Чай, не позабыла медника Хорвата.
Он обнажил в улыбке белые ровные зубы.
Предслава ласково провела ладонью по его тёмно-русым, слегка вьющимся волосам. Глянула в светло-карие добрые глаза и, не выдержав, вдруг расплакалась, уронив ему на грудь голову.
– Почему, почему мир так несправедлив?! Вот обрела я свою любовь, а должна прятать её, стойно награбленное добро, должна скрываться, любить втайне?! Почему, любимый?! – сквозь слёзы воскликнула она.
Матея молчал. Не знал он, что ответить.
Княгиня шепнула:
– Тяжела я. С той встречи нашей. Робёнок у нас с тобой будет.
И снова кузнец ничего не ответил ей, только стиснул в объятиях и покрыл лицо жаркими поцелуями.
Потом была ночь, был месяц в окне, была страсть, и было ни с чем не сравнимое светлое ощущение полноты счастья, которое, казалось, никогда не уйдёт, не покинет её. Так, прижавшись друг к другу, и уснули они на печи, а старый Матеин отец, узрев их, закрестился, зашептал:
– Прости, Господи! – И ушёл ночевать на сеновал.
Утром въехала в село вереница всадников. Владыки и паны возвращались с охоты. Многие мужи были хмельны, на возах не умолкали шутки, смех и весёлые песни. На телеге везли тушу убитого стрелами оленя.
Предслава встретила шумную толпу придворных, горделиво восседая верхом на своём соловом иноходце.
Давешний проводник объяснил, где княгиня, и никто из свиты не подумал, что вовсе не утомлённость ездой заставила её завернуть в это село. Никто, кроме старой пани Эммы.
Вскоре по возвращении в Прагу в одном из покоев княжеского дворца состоялся тихий разговор.
Пани Эмма сама не знала, почему именно Володарю решила она рассказать о виденном на горе у Сазавы.
– …На траве возлежали, бесстыжие! Нагишом, одним плащом токмо прикрыты! Думаю, и во
