Повесть о Предславе - Олег Игоревич Яковлев
На выходе из леса внезапно окружила Ивещея толпа всадников.
– Кто таков? Угр?! Лях?! – сыпались со всех сторон вопросы.
Подняв вверх длани, рухнул бессильно Ивещей на колени в снег. Вдруг потряс его кто-то за плечо. Увидел перед глазами боярин смуглое обветренное лицо Володаря, вздрогнул от неожиданности, вскочил на ноги, шарахнулся посторонь.
Крепкой мозолистой рукой, почерневшей от поводьев, ухватил его Володарь за грудки.
– Э, стой, боярин! Куда это ты бежать удумал?! Видно, повязаны мы с тобою вервью единою. Это надо ж! Куда б ни пошёл, всё с тобою встречаюсь! Вот что, садись-ка давай на конь. Поскачем в Прагу, ко князю Болеславу Рыжему. Ему теперь службу правлю. Да, а что у тя там на боку болтается? Никак, киса со сребром. Поделись, друг.
«Волк голодный тебе друг!» – ругнулся в мыслях Ивещей, но всё же с готовностью развязал калиту.
– О! Святополк на столе, а се его сребро! – воскликнул Володарь. – И гляди, портрет с князем схож! И скипетр в деснице! Добрая нынче у меня добыча!
Он злобно усмехался и хлопал боярина по плечу.
По холодной, обильно поливаемой дождями дороге отправился боярин Фёдор Ивещей в неведомую Прагу.
Глава 40
Сразу две грамоты лежали перед Предславой, молодая княгиня раз за разом перечитывала их и то хмурилась, то улыбалась. Первая пришла из Киева, от брата Ярослава. Писал Ярослав: «Рад за тебя, сестрица. Добре ты устроилась. Мне вот тоже Бог помог, осилили мои новгородцы окаянного Святополка. Сын у нас с княгиней Ингигердой народился, нарекли Владимиром. Собор Софии ныне отстраиваю, новый, из камня и плинфы, ромейские зодчие возводят. Украсит он Киев паче церкви Десятинной. Тринадцать глав будет у собора, а ещё вдоль стен открытые галереи сделаем, с колоннами. Сестра наша Мстислава жива-здорова, во Владимире в монастыре Успения постриг приняла. Другая сестра, Доброгнева-Мария, тоже здравствует. Учитель твой Ферапонт такожде жив, привет тебе шлёт и пастырское благословение. Равно как и митрополит Иоанн. Минуло, Бог даст, на Руси лихолетье, печенеги отбиты, ляхи изгнаны. В силу входит Русь, как при дедах и пращурах наших было. А вот мамка твоя, Алёна, померла. Был на похоронах её, много люду плакало. Помнят доброту и ласку мамки твоей. Хорошая, светлая была женщина, участлива к больным и немощным. Мне, грешному, не раз ногу хворую мазями разноличными лечила. Жаль, не довелось тебе с нею проститься…»
Далее Ярослав, видно, чтоб отвлечь сестру от горестных мыслей, сразу перескочил на другое: «А в степях нынче неподобное творится. Печенеги между собой дерутся, режут друг друга. Часть из них приняло бесерменскую веру, другие же погаными остались. Вот и воюют. Ко мне на службу некоторые ханы напросились. Расселяю я их в Поросье да в Посулье. Пускай кон-границу берегут. Зато за порубежье наше спокоен я теперь. Утишённая Русь стоит. Благодать Божья снизошла на землю нашу, настрадалась она за Святополково злое правление, отдыхает теперь. Урожай добрый в эту осень собрали…»
Письму брата Предслава была рада, хоть и прослезилась, сведав о кончине Алёны. Впрочем, и вторая грамотка, от сестры Анастасии, тоже не слишком её огорчила.
Анастасия писала, что король угров Иштван был с нею ласков и даже играл в шахматы. Живёт она в долине Мареша, где находятся замки её жениха, князя Айтоня, с которым была она обручена по латинскому обряду. Вся угорская знать была на сем обручении, а королева Гизелла поднесла ей в дар рубиновое ожерелье.
«Девочка моя милая! – грустно улыбалась Предслава, читая письмо Анастасии. – Дай-то Бог счастья тебе!»
Она решила, что обязательно посетит Венгрию и увидится с сестрой. Только не сейчас, потом, после… Покуда иные у неё заботы.
Грамоты радовали, пражская жизнь и погода – не шибко. Шли обложные дожди, порой вперемешку с мокрым снегом, дули холодные северные ветра. Во дворце топили камины, но было сыро и холодно. Рыжий учинял в тронном зале попойки с панами и баронами, но сам держался и пил мало. Только трясло его по-прежнему, даже ночью, во время сна, зубы клацали, как у волка.
В один из таких хмурых дней явились ко княгине Володарь с Фёдором Ивещеем. С неприятным изумлением смотрела Предслава на поседевшего, состарившегося отцова боярина, вспоминала, как бегал тот от одного князя к другому, предавая всех и вся. Внимала осторожной вкрадчивой речи Володаря.
– Вот, светлая госпожа. Боярин Фёдор брату твоему Святополку до последнего вздоха его служил. Помер князь Святополк в пустыне Биорской, в лесу глухом.
– Не хочу о нём говорить! – Предслава недовольно поморщилась. – Зачем же ты пришёл ко мне, боярин?
– Служить тебе буду верно, княгинюшка!
– Знаем-ведаем про твою службу! – с презрением перебила его Предслава. – Изыди с очей моих немедля! Али стражей кликну, в поруб тебя отведут тотчас! Коромольник!
Ивещей, пятясь, поспешно выскочил за дверь. Володарь остался. Предслава вопросительно, гневно воззрилась на него.
Прекрасен был излёт тонких бровей молодой княгини, прекрасны её серые с голубизной глаза, обрамлённые сетью густых ресниц, прекрасен прямой маленький носик, прекрасны алые уста. Загляделся Володарь, словно оказался он во власти колдовских чар. Кто она, дочь Владимира, дочь его врага, который когда-то отобрал власть в Червене, в главном городе племени волынян, у его отца?! Неужто ведьма из северных пущ, из чёрных еловых лесов?! И почему она имеет над ним такую власть?! Почему её воля давит на него?! Девочкой ещё запомнил её тем давним летом в Киеве, когда вели его в цепях по двору детинца Александровы подручники. А ещё знал Володарь твёрдо: если сведает Предслава о том, что он убил её отца, то ни за что не пощадит! И лихорадочно размышлял Володарь: мог ли кто его выдать? Ивещея там не было, не знает он, что не своей смертью почил князь Владимир. Горясер – убит в Луцке, Волчий Хвост – пал в бою под Любечем, Коницар тоже сложил там голову, другие двое бояр сгорели во время пожара. Хорошо, если не осталось в живых никого из тех, кто был тогда в горнице в Берестове.
– Что молчишь?! Награды ждёшь за Моравию?! – ожёг его резкий голос княгини.
– Нет, не то. Твой супруг довольно меня вознаградил, – прохрипел Володарь. – Зря ты так с ним. – Он качнул головой в сторону двери.
– Не хочу его видеть. Да и тебя не терпела б, если б не помог ты мне в Кракове, – откровенно призналась Предслава.
«А вот если… если… её муж стар, помрёт… тогда… стать важным советником, необходимым,
