Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
Было время, когда слова Шульмубэла значили для Син-аххе-риба больше, чем все советы Гульята. Все закончилось после того, как между ними встала Закуту, которая не могла не заметить, как глашатай все явнее становится на сторону Арад-бел-ита. Женщины умеют ссорить друзей. Причем сделано это было так тонко, что сама она оказалась ни при чем. Чего она не рассчитала — что Шульмубэл нисколько не утратит своего влияния на царское окружение, ибо на людях царь по-прежнему был чуток и добр к глашатаю. А тот после этого окончательно сделал выбор в пользу пасынка Закуту.
Сейчас ото всех этих воспоминаний у Шульмубэла почему-то навернулись на глаза слезы.
«Старею», — с тоской подумал глашатай и, чтобы стряхнуть с себя всю эту ненужную шелуху, рывком поднялся с кровати, босиком пробежался по каменному полу, после чего надолго заперся в уборной. Когда он вышел оттуда, на постели сидел раббилум Саси.
— Не бережешь ты себя, дорогой Шульмубэл. Того и гляди простудишься, — глядя на его босые ноги, усмехнулся министр.
Глашатай почувствовал, как у него нехорошо засосало под ложечкой. Однако он не подал виду, что испуган, и надменно спросил:
— Кто дал тебе право врываться в мои покои без разрешения?
— А кто дал тебе право совать свой длинный нос в чужие дела? — с явным намерением оскорбить Шульмубэла с вызовом произнес Саси.
— Ты знаешь, что сделает с тобой царь, если хоть один волос упадет с моей головы? — понимая, к чему ведет этот разговор, спокойно ответил глашатай, покосившись на свой меч, лежавший у изголовья.
Саси эти слова позабавили:
— О-о-о, тебе не стоит беспокоиться о моем здоровье — как, впрочем, и о своих волосах. Они-то останутся на месте. Чего не скажешь о твоей голове.
Шульмубэл больше не медлил — бросился к кровати, намереваясь оттолкнуть Саси и завладеть оружием. Но раббилуму, для того чтобы остановить его, достаточно было вынуть из ножен свой меч.
Стальной клинок вошел в рыхлый живот как в масло. Старик захрипел, попытался дотянуться руками до горла раббилума, но Саси брезгливо оттолкнул его, после чего грузное тело глашатая рухнуло на пол, как будто это был мешок с зерном.
Саси обошел вокруг него слева, справа, потом присел на корточки и заглянул раненому в лицо.
Шульмубэл тяжело дышал, глаза сверкали бессильной ненавистью, в уголке рта появилась струйка крови.
— Ты еще можешь спасти своего сына. Говори, если он тебе дорог, — сказал Саси. — Все те угрозы, что Табшар-Ашшур озвучил, встречаясь с местной знатью в Тушхане, Хальпу, Арпаде, Маркасу, — это всего лишь надежда запугать наместников, или за всем этим действительно стоит заговор, чтобы устранить сторонников Закуту?
— Да, заговор существует, — прохрипел Шульмубэл.
— Ну же! Ну же, говори! — подтолкнул его раббилум.
— Сына… Ты не тронешь моего сына?
— Нет — даю тебе слово.
— Набу-шур-уцур собирается расправиться сразу с несколькими сторонниками Закуту. Но с кем встречался Табшар, я не знаю.
— А что? Что ты знаешь?!
— Только имена… Дилшэд, Короуша, Кара, Мара…
— Кто они? Кто они? — попытался докричаться до него раббилум, но было поздно. Шульмубэл закатил глаза и затих.
Услышав, что сзади открылась дверь, Саси проворно поднялся и схватился за меч, но увидев Набу-аххе-буллита, прокравшегося в комнату, успокоился.
— Что ты узнал? — спросил тот.
— Неважно. Нам надо хорошо замести следы.
— Мар-Априм уже проснулся. Мне позаботиться о нем?
— Нет, — сухо сказал раббилум. — Приведи его сюда и будь с ним пообходительнее.
В комнате Шульмубэла Мар-Априм появился четверть часа спустя. Его не удивили ни труп глашатая, ни присутствие Саси.
— Вот уж не ожидал, что все повернется именно так.
— Набу, оставь нас и забери с собой стражу, — приказал Саси.
Набу-аххе-буллит не прекословил, хотя и не удержался от насмешливого взгляда в сторону Мар-Априма.
— Не беспокойся, я не собираюсь тебя убивать, как сделал это с твоим спутником, — сразу предупредил Саси, как только раббилумы остались в комнате один на один.
— Я это уже понял. Но когда мы с тобой договаривались тайно поддерживать друг друга, ты не сказал, что собираешься использовать меня как своего шпиона. Я не намерен выдавать тебе тайны, в которые посвящен, даже под угрозой жизни.
— Брось. У меня достаточно и своих осведомителей. Узнал же я как-то о вашей поездке, о ее целях. Так что ни о чем расспрашивать тебя я не буду. Однако, хочешь ты того или нет, в чем-то тебе придется поступиться, хотя бы потому, что моя голова мне дороже твоей.
— Хочешь прикрыть мною убийство Шульмубэла? — с полуслова понял Мар-Априм.
— Никогда не сомневался, что мы найдем общий язык, — рассмеялся Саси. — Тебе придется забыть о том, что здесь произошло. Стражники, с которыми вы путешествовали, убиты. Их зарезали во сне под утро, как только я прибыл в Маркасу. Так что ты — единственный свидетель нападения… скажем, разбойников… на следующую ночь после того, как вы покинули нашего гостеприимного Набу-аххе-буллита, где-то на полпути к Ниневии… Надеюсь, ты не забудешь, что я спас тебе жизнь.
4
За шесть месяцев до начала восстания.
Столица Ассирии Ниневия
— Агава, пошевеливайся, ужин пора готовить, — прикрикнула на молодую рабыню Хемда, старшая жена Шимшона. В отсутствие Диялы, которая управляла их земельными наделами, виноградниками, давильнями, лавкой, мастерской и редко бывала дома, именно Хемда распоряжалась по хозяйству.
Этой крупной полной женщине исполнилось тридцать шесть лет. Весила она, наверное, больше ста килограммов. Подшучивая над женой, Шимшон говорил, что ее стоило бы зачислить в Царский полк живым тараном. Хемду побаивались даже мужчины. Властная, суровая, она мало с кем ладила. Только Дияла находила с ней общий язык, их даже можно было назвать подругами — этакая странная любовь персидской борзой и бурой медведицы.
Шимшон взял ее в жены тринадцатилетней девчонкой, сразу после смерти матери Варды, Гиваргиса, Арицы и Диялы. Хемда никогда не была слишком милой, но молодость сама знает секреты красоты: стройный стан, подбородок с ямочкой, щечки с румянцем, звонкий смех, глаза, полные света. И куда все исчезло…
Через девять месяцев у них родился Нинос. После этого Хемда беременела еще пять или шесть раз — уж и со счету сбилась, и каждый раз разрешалась либо выкидышем, либо мертвым ребеночком. Это подкосило ее. Она стала мрачной, подурнела лицом, сильно раздалась в бедрах и окончательно замкнулась в себе.
Шимшон перестал делить с молодой женой постель и вскоре привел в дом свою третью избранницу — Шели.
Принцессу Шели, Прекрасную Шели,
