Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
— Нет. Идем налегке, — запретил Таба-Ашшур.
Сотники промолчали: приказ есть приказ, но по лицам было видно, что многие таким решением недовольны.
— Тогда на этом все. Возвращайтесь к себе. Поднимайте людей. Выходите на исходную и ждите моего гонца… Шимшон, задержись.
«Ты собираешься вдолбить мне в голову какое-то почтение? Молод еще. Твой высокий сан еще не повод учить меня войне, — ворчливо подумал тот. С Хавшабой попрощался кивком: — Увидимся на поле боя».
Таба-Ашшур дождался, пока они останутся вдвоем, подошел к невысокому столику в углу шатра, заставленном блюдами с обильным угощением: мясом, свежими овощами, фруктами, напитками. Снял шлем, взял чашу с вином, повернулся к сотнику.
— Твой вопрос закономерен. И правильный, по сути. Но ответ на него я могу сказать только тебе. Штурм города начнется на час раньше и одновременно с трех сторон, кроме нашего направления. Западная стена — самая укрепленная, и то, что сюда не будет нанесен удар, не вызовет у врага подозрений. И это единственный участок, где можно было сделать подкоп. Мы идем налегке, потому что это даст нам фактор внезапности. По этой же причине Ашшур-аха-иддин бросает в пролом всего один кисир. Наш. Больше людей будет труднее скрыть. Труднее подойти к стенам незаметно… Я ответил на твой вопрос?
Все это время Шимшон смотрел на лицо командира. Он никогда не видел его без шлема, хотя служил с этим человеком уже три года. Нос и верхняя губа Таба-Ашшура были срезаны до самого черепа и зубов, обнажая белую кость.
— Да, мой командир, — ответил сотник, опуская глаза.
Таба-Ашшур попытался усмехнуться, понимая, что смутило старого воина, но эта гримаса еще больше обезобразила его лицо.
— Эламский меч. Не думал, что тебя чем-то можно удивить. Выпьешь вина?
— С удовольствием, мой командир.
Они выпили. Таба-Ашшур стал интересоваться всего ли в достатке, провизии, вина, пива, одеял, как настроение среди солдат, — он ценил этого опытного воина, — под конец спросил о Мароне.
— Знаю только, что он жив и где-то в плену у киммерийцев, — нахмурившись, ответил Шимшон.
«Скверно, что командир именно сейчас, перед боем, напомнил ему о его младшем. Как теперь не бояться и за других сыновей?»
Час спустя кисир Таба-Ашшура вышел из ассирийского лагеря и занял исходные позиции.
Туман к этому времени стал только гуще, и это было на руку атакующим.
Шимшон обошел свою сотню, осматривая амуницию: кого-то заставил подтянуть ремень, кого-то — заменить снаряжение, предупреждал: «Чтоб без единого звука мне! Услышу, как бряцает чей-то меч о доспехи, или кто-то гремит щитом — заставлю жрать собственное дерьмо!»
Потом приказал сделать двадцать шагов вперед. Не строем. Каждый сам по себе. Прислушался. Приказал отступить и снова пройтись.
Нет. Все хорошо. Тихо…
С востока, откуда дул ветер, донесся глухой шум сражения.
«Вот где кровь сейчас льется рекой…»
А они снова ждали… Томительно переступая с ноги на ногу. Скорей бы… Скорей бы…
И все же гонец от Таба-Ашшура появился из тумана неожиданно.
— Приказано выдвигаться.
Шимшон передал сигнал по цепочке. Затем сам, никому не доверяя, поднял с земли веревку, исчезающую в молочном тумане, скомандовал:
— За мной!
До стен города было больше тысячи шагов. Маркасу напоминал о себе звуками, похожими на вой и удары молота. Морось постепенно переходила в дождь.
«Плохо, — подумал Шимшон. — Впереди крутой подъем, чего доброго увязнут, откатятся назад».
Напророчил: шедший рядом с ним Или вдруг поскользнулся и упал. Это здесь-то, на ровном месте! Мало того — утопил в грязи меч, принялся его искать, стал всех задерживать. Шимшон зашипел, схватив за шиворот как котенка, рывком поднял новобранца с колен. Или так и пошел с одним копьем и щитом.
За сто шагов до стен остановились перед крутым подъемом.
— Настил! — скомандовал Шимшон.
Бросили под ноги щиты. Выложили первый ряд. Над ним вонзили мечи в землю — вогнали по самую рукоять, чтобы было на что упереться щитам, выложенным во второй ряд. И так дальше, пока не дошли до самого верха.
Только поднялись, как раздался грохот, после чего почва под ногами заходила, будто при землетрясении.
— За мной! — крикнул Шимшон, переходя с шага на бег и бросаясь в пролом.
Стена осела почти на две трети, хотя и не была разрушена полностью. Солдатам пришлось карабкаться по завалам наверх. Там и тут под камнями и балками лежали убитые и раненые. Отовсюду слышались стоны. Кого-то пришлось добивать, но те, кто уцелел, бились насмерть.
Седой как лунь коренастый сириец набросился на Варду, когда тот почти залез на стену. Пришлось загородиться щитом, спасаясь от тяжелых ударов топора. Отступить. Лицо врага было страшным — глаза лезли из орбит, а рот рвался от крика. Сила и ненависть, умноженные на отчаяние. Подоспел Или, изо всей силы ударил копьем, но неудачно, древко попало в расщелину и так и осталось в стене. А враг, на беду, оказался проворен и сметлив. Увидев, что новобранец растерялся и стоит перед ним беспомощный, сириец просто столкнул его плечом вниз. Ассириец полетел назад спиной, в воздухе потерял шлем, а упав, размозжил голову о камни.
Варда рассвирепел. Обрушил на врага всю свою ярость. Сириец выронил топор, вынужден был взяться за меч. Зазвенела сталь, посыпались искры. Однако эта ожесточенная схватка продолжалась всего с минуту. Сначала один ассириец вырос справа, затем двое — слева, и три копья одновременно пронзили человеческое тело с трех сторон.
Шимшон вывел свою сотню в городской квартал, прилегавший к участку стены, где появился пролом, и перекрыл одну из улиц несколькими шеренгами копейщиков. Построились. Приготовились к бою. Заслонились огромными щитами. Три десятка солдат остались в резерве.
Можно было передохнуть. Шимшон присел на каменный парапет. Ноги гудели от усталости. Когда такое еще было? Раньше он совершал переходы по сорок километров в день, не обращая ни на что внимания, а тут сдулся после небольшой прогулки…
«Стареешь, брат…» — подумал он.
За спиной послышался голос Таба-Ашшура:
— Не верится, что у нас все так легко получилось? Потери есть, сотник?
— Один. Наш везунчик, — ответил Шимшон.
— Или?.. Ну, значит, не такой уж он и везунчик.
— И не говори, — закивал сотник. — Варду моего спас. Остальные, если даже раненые, то легко. А что у других?
— Семерых потеряли, на весь кисир… Теперь ждем. Я уже выслал гонца, что мы в городе.
Подошел Варда, потягивая вино из амфоры.
— Это еще откуда? — возмутился отец.
— Из соседнего дома. Чего зря добру пропадать.
— Не лучшее время, десятник, — покачал головой Таба-Ашшур.
— Да
