Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
Шимшон сбросил верблюжье одеяло и присел на койке. Она стояла с самого края, ближе ко входу, где был чище воздух: половина его сотни спала в этой палатке. К этому запаху — пота, грязной одежды, гнили и сырости — с годами службы в армии свыкался каждый, но как сотник он мог выбрать место получше и не хотел отказывать себе в глотке свежего воздуха.
От чего не деться — это от храпа. Больше всех старается его старший сын — Шимшон покосился на Варду, спавшего на соседней койке. Гиваргис — тот только сопит. Хотя кого-то раздражает и такое. Ветераны еще могут позволить себе подобным образом нарушать тишину, а вот новобранцы — в тебя сразу запустят сапогом, а то и отдубасят почем зря.
Сотник встал, прошелся по палатке, иногда подолгу всматриваясь в хорошо знакомые лица. Шимшон гордился своими пехотинцами. Все они начинали службу в его сотне с шестнадцати-семнадцати лет, он лично отбирал их на игрищах и состязаниях, чтобы затем воспитать из неоперившихся птенцов настоящих воинов. Треть выбывали из строя после первого или второго похода, зато оставшиеся, казалось, были отлиты заново. Из стали. Они не знали ни усталости, ни страха, ни пощады.
В этом походе у него было семнадцать новобранцев. Вот они — лежат в самой середке, в тесноте. И кто из них доживет до следующей весны, известно лишь богам.
Ноам из Ниневии похож на девушку, — рассматривал молодых Шимшон, — невысокий, щуплый, но мечом бьется не хуже ветерана — сотник до сих пор не мог забыть, как этот парнишка взял верх над тремя рослыми сверстниками на празднике весеннего равноденствия. Один из его поверженных противников, раздосадованный поражением, тогда выкрикнул: «Если бы нам дали настоящие мечи, а не деревянные, этот сопляк был бы уже мертв!». Шимшон взял их обоих: первого за талант, второго… за дерзость, или, возможно, чтобы доказать, как он неправ. Что до задиры, он погиб в первом же бою, не успев закрыться щитом от летевшего в его сторону копья, а Ноам еще повоюет.
Рядом с ним, обняв жесткую тощую подушку, спит Или, голубоглазый вавилонянин. Высокий, проворный, сильный. Немного неуклюжий, но какой же везучий! А в схватке это порой значит не меньше, чем численный перевес или то, насколько хорошо ты владеешь оружием. В первом бою под Маркасу, когда их сотня попала в мясорубку, из десятки, в которую входил Или, только он в живых и остался. Когда его вытащили из-под груды мертвых тел, парень был весь в крови. Позвали санитаров — а на нем ни царапины. Вся кровь чужой была. Нет, точно, счастливчик, прямо как его Арица…
Юношу, что растолкал своих соседей и спит, будто принц, Шимшон нашел в Калху[6]. Это Нинуйа. Разве скажешь, что ему всего семнадцать? Невысокий, голова квадратная, вросшая в плечи, а кулаки такие, что не нужна никакая булава, туловище похоже на один из тех каменных блоков, из которых сложен дворец Син-аххе-риба, ноги — колонны. Такого, как ни старайся, с места не сдвинешь. В первом бою он бился одним щитом, словно тараном. Ничего, научится и копью.
Рядом спит Хадар… так же зовут одного из внуков. Может, поэтому Шимшону он и приглянулся. Тоже из Ниневии. Среднего роста, лупоглазый, подбородок слабый, козлиная бородка, но зато характер какой! Хадар отважен. Конечно, подобное можно сказать о любом из воинов, кто служит в царском полку, но Хадара среди прочих выделяет та особенная жажда славы, что возносит героев на самую вершину. Он побывал уже в двух сражениях — и в обоих отличился. В первом вынес с поля боя тяжелораненого десятника из самого пекла; во втором — погнался за вражеским сотником, перебил ему ноги и принес на себе в лагерь. Пленника допросили, добыли ценные сведения. Завоевать уважение взрослых мужчин, когда тебе всего семнадцать, — дорогого стоит…
Кто-то осторожно заглянул в палатку:
— Сотник, сотник Шимшон! Таба-Ашшур ждет тебя в своем шатре.
Это был посланец от командира кисира.
«Началось. Слава богам! Хуже нет, чем неделями слоняться по лагерю, пытаясь добиться дисциплины там, где она не нужна, — обрадовался старый воин. — Ничто так не разлагает армию, как долгие осады, бездействие и бесконечное ожидание битвы».
— Иду, — отозвался Шимшон.
Он вернулся к койке, присел; стал не спеша одеваться, долго не мог застегнуть сначала доспехи, потом сапоги: тянула спина, опухли ноги.
Гонец, оказывается, все это время ждал его около палатки, поэтому заглянул снова, напомнил о себе, стал подгонять:
— Сотник…
— Да иду я, — раздраженно ответил тот.
Снаружи было сыро. На лагерь опускался густой туман; казалось, капельки влаги висят в воздухе. До шатра командира Шимшон несколько раз обтирал лицо ладонью, так и умылся на ходу.
Таба-Ашшур — двадцатипятилетний вавилонянин, высокорослый, широкоплечий воин в ярком и богатом снаряжении, в своем извечно закрытом золоченом шлеме, — встретил его молча, ничем не высказав недовольства. Шимшон пришел на сбор последним, все двадцать сотников кисира были уже здесь. За спиной у командира висела карта с позициями ассирийцев, оврагами, рекой и частью городской стены, нарисованная углем на вымоченной в извести и хорошо выделанной воловьей шкуре.
— Выдвигаемся без сигнала, по моей команде. Наступаем на этом участке, — показывал на плане Таба-Ашшур. — Идем в три колонны. На острие — сотни Хавшаба, Шимшона и Иари. Остальные следуют за ними в обычном порядке. Туман скроет наше передвижение. Крадитесь как кошки. Мы не берем ни таранов, ни осадных башен, ни лестниц. За нас сработают инженеры. Как только обрушится стена, врываемся в пролом — и держимся, пока не подойдут подкрепления. Не увлекайтесь! Если получится, можно углубиться на квартал или два. Дальше не идти. Тут важно самим не оказаться в ловушке. Есть вопросы?
— Ккк-а-к мы дойдем до стен? В ппп-я-ти шагах ннн-и-чего не видно, такой туман. А нам ннн-у-жно выйти прямо к ппп-ролому, — заикаясь, выразил всеобщие опасения одноглазый сотник Иари. Выглядел он совсем стариком, но его рука все еще была крепка, а авторитет в кисире оставался непререкаем.
Сотники поддержали говорившего одобрительным гулом.
— Не заблудитесь, — спокойно ответил командир. — Только что вернулись разведчики. Они прошли до самых стен. В землю вбиты колышки, натянута веревка. Три направления, для трех колонн.
Шимшона смущало другое:
— А если инженеры ошибутся с расчетами и стена устоит? Поворачиваем назад? Эта прогулка туда и обратно обойдется кисиру в сотню трупов и две сотни раненых. Может, все-таки прихватим с собой лестницы? Что зря шататься?
Хавшаба поддержал старого друга:
— И то правда!
