На острие меча - Вадим Николаевич Поситко
– И все же их недостаточно много, – произнес царь, но брови его так и остались сдвинутыми.
Глава 16
Теперь их строй напоминал клин. В центре – септирема Аттиана. Корабль Лукана, отставая от нее на полтора корпуса, замыкал левое крыло. Гай уже мог различить выстроившихся вдоль бортов, прикрывшихся круглыми щитами воинов противника, отчетливо слышал визгливые звуки флейт и надрывный рев боевых труб.
К голове прилила кровь, в висках застучали молоточки; чаще, настойчивее стало биться сердце.
– Ты все понял? Без моей команды ни шагу, – повторил он начальнику ауксилариев, сухощавому, жилистому воину с изрезанным глубокими морщинами лицом.
– Так точно, трибун, – кивнул тот и улыбнулся, обнажив редкие, но все еще крепкие зубы. – Мои парни рвутся в бой, и они не намерены отдавать всю славу легионерам.
– Работы всем хватит, – заверил его Лукан, тем самым давая понять, что им пора присоединиться к своим подчиненным.
Спустившись на палубу, он первым делом расставил сирийских лучников: троих отправил на капитанскую башню, которую только что покинул, одного оставил при себе, остальные рассредоточились вдоль обоих бортов. Небольшую группу из легких пехотинцев послал на нос. И только после этого обратился к команде – матросам, притихшим по взмаху руки своего капитана, и солдатам, выстроившимся в полном вооружении у фальшбортов.
– Солдаты Рима, сегодня мы не должны умереть. Сегодня мы должны победить! – Одобрительный гул прокатился по рядам замерших и взиравших на него мужчин, и Лукан, еще более возвысив голос, закончил: – Ну а те, кто все же покинут нас, уйдут в царство теней со славой!
Новый, уже более сильный, взрыв голосов, и Кассий, стоявший тут же, сделал шаг вперед и вскинул над головой руку с обнаженным мечом.
– Слава и Рим! Слава и Рим!
Его громоподобный клич был подхвачен единой, не менее мощной, волной голосов, а капитан, придвинувшись к Лукану, негромко сказал:
– Коротко, но внушительно. У тебя, трибун, бесспорно, есть талант оратора.
– Не люблю долгих речей, – бросил ему Лукан и повернулся к центуриону. – Кассий, ты знаешь, что делать.
Серьезное лицо великана засияло, словно предстоящая схватка искренне радовала его.
– Да, командир.
Тяжелым, но быстрым шагом он направился к своим легионерам, по пути давая им указания и придирчиво осматривая амуницию каждого. Наблюдая, с какой отцовской заботой, пусть иногда и грубой, он относится к вверенным ему подчиненным, Лукан облегченно перевел дух – с центурионом ему определенно повезло, этот точно не подведет.
Между тем легионеры уже строились у бортов лицом к морю, с грохотом смыкали щиты, образуя из них сплошную стену. За ними, с дротиками наготове, рассредоточились ауксиларии. Замерла в ожидании команды обслуга скорпионов и баллист. Сирийцы, зловеще щуря глаза, накладывали первые стрелы на тетивы луков.
Волна движения прошла, и в наступившей тишине стали особо отчетливо слышны всплески воды от ударявших по ней лопастей весел и размеренный бой барабанов, рвущийся из-под палубы. А еще частые и, казалось, перекрывающие все остальные звуки удары сердца.
Лукан глубоко вдохнул, стараясь унять эту внутреннюю дробь и заставляя себя сосредоточиться на том, что предстояло сделать: не дрогнуть, выжить, победить. Ни один человек на судне не должен заметить его волнения и усомниться в его твердости.
Корабли боспорцев приблизились уже настолько, что с их палуб в сторону римлян полетели снаряды. Один ушел под воду у самого носа септиремы. И когда с флагмана Аттиана выстрелили баллисты, Гай дал отмашку.
Его баллистарии как будто только этого и ждали. С каким-то демоническим упоением припали к своим орудиям, и в сторону врага одно за другим понеслись свинцовые ядра. Однако глаза Лукана зацепились не за конечную цель их полета, а за то, что произошло впереди: септирема Аттина на всей, какую только могла себе позволить, скорости врезалась в строй противника. Ее таран пробил боковую обшивку оказавшейся на пути пентеры, отчего та содрогнулась всем своим черным телом и резко завалилась на противоположный борт. В море с воплями и проклятиями полетели люди. А корабль старшего трибуна дал задний ход, освобождаясь от поврежденного врага. Лукан видел, как, спасаясь, прыгали в воду объятые ужасом матросы и затянутые в доспехи воины, а само судно медленно, но неумолимо погружалось в возмутившееся под ним море.
Дальнейшее смазалось и уже не имело значения: прямо по курсу вырос корпус вражеского корабля – красно-черный, с двумя рядами весел и протянувшейся по фальшборту шеренгой из щитов, над которыми торчали сверкавшие на солнце шлемы. Лукан вздрогнул и выругал себя за то, что отвлекся.
– Приготовиться! – прогремел голос Кассия, и по рядам замерших на своих позициях солдат, как дуновение ветерка, прошелся металлический шелест.
Лукан глянул на капитана, и тот понял его без слов.
– Прибавить ход! – заорал в находившийся неподалеку люк, да так сильно, что воины в последних рядах ауксилариев переглянулись.
Септирема дернулась… и двинулась вперед еще быстрее. Весла буравили воду с такой яростью, что пена долетала до бортов, орошая солеными брызгами щиты и лица застывших в напряжении мужчин.
– Слава и Рим! – как можно громче повторил Лукан клич центуриона.
И солдаты с готовностью ответили ему:
– Слава и Рим! Слава и Рим!
Кассий обернулся в его сторону, посмотрел с одобрением. Лукану даже показалось, что на непробиваемом лице центуриона промелькнула улыбка. Он возвышался в центре палубы, между рядами своих солдат, подобно горе, грозной и несокрушимой, о которую разбился бы и вражеский снаряд. В этот момент он походил на самого бога войны Марса.
– Держаться! – Кассий ухватился рукой за ближайшую баллисту.
А в следующий момент их судно сотрясло так, что несколько замешкавшихся матросов распластались на палубе.
Обшитый бронзой таран, с хрустом ломая обшивку, вошел в бок «боспорца» чуть ниже ватерлинии. С корабля противника сопровождаемые громкой бранью полетели копья и стрелы. Расположившийся на носу отряд ответил. Дротики ауксилариев безошибочно находили свои цели, а скорпион первой башни добавил в ряды врага паники. Его стальная стрела прошила сразу двух воинов, отбросив их далеко назад. В этом месте боспорцы отхлынули от фальшборта, образовалась брешь. А септирема римлян уже неспешно выбиралась из чрева пентеры. Медленно, неуклюже вынимала из пробоины – рваной черной дыры – таран. Противник продолжал хаотичный обстрел, но это уже не могло что-либо изменить – корабль был обречен. Напоследок снаряд стоявшей на носу баллисты, разорвав линию щитов, смел с палубы «боспорца» еще трех солдат.
– Ускорить отход! – скомандовал Лукан.
Капитан шагнул к люку и, сложив рупором
