На острие меча - Вадим Николаевич Поситко
Легионеры, сложив из щитов черепаху, продолжали стойко принимать уже редкие удары камней и стрел. Кассий находился рядом с ними. Ни один из его солдат не пострадал. Были ранены два ауксилария и матрос, тот самый черноволосый малый, что оповестил о кораблях Митридата. Их перенесли на середину палубы, и судовой врач осматривал раны.
– Трибун! – В голосе капитана прозвучала тревога.
Две пентеры отделились от строя боспорцев и, набирая скорость, шли прямо на них. Закрученные форштевни находились на расстоянии полета стрелы, за ними сгрудились приготовившиеся к бою воины. Непроизвольно Лукан усмехнулся, представив удивление врага, когда их корабли столкнутся, и повернулся к капитану.
Тот будто читал его мысли, прокричал в трюм:
– Убрать весла левого борта внутрь!
Весла втянули в одном порыве, с глухим, натужным вздохом. Лукан поднял голову, обращаясь к стрелкам на башнях.
– Бить после удара, не раньше!
Командир ауксилариев тотчас продублировал его команду своим солдатам:
– Залп после удара!
Капитан переглянулся с трибуном, как бы ища его одобрения, и подозвал своего помощника.
– Не медли с разворотом влево, сразу, как только они отойдут.
Тот кивнул и вернулся к кормчим.
Протараненная ими пентера практически скрылась под водой. Пенившуюся поверхность моря сплошь покрывали обломки рангоута; тех из команды, кто не успел отплыть на безопасное расстояние, затягивало в водоворот. Люди кричали, молили о помощи, беспомощно барахтались в воде, с отчаянием обреченных надеясь на спасение.
Напряжение на септиреме росло, и Кассий, подбадривая своих легионеров, громыхнул на всю палубу:
– Бодрее, ребята! И Марс примет вас в число своих любимчиков!
Восемь десятков крепких мужских голосов дружно взревели: «Марс!», и этот мощный, угрожающий клич всколыхнул весь корабль, и, казалось, долетел до ушей противника.
Корабли боспорцев прибавили ход, их уже отделяло меньше стадия. Это были трехрядные пентеры с высокими бортами, узкие и хищные, как акулы. Бронзовые тараны рвались вперед, словно изнемогая от желания вонзиться в плоть врага. Десять локтей… пять… один…
Удар получился внушительным. Септирема вздрогнула, как подраненное животное, приподняла левый бок, а затем неспешно, как бы подумав, вернулась в прежнее положение. Жуткий, разрывающий слух скрежет прошелся по ее железным рамам, которыми она была обшита на уровне ватерлинии. Именно в них угодили тараны пентер. Не считая изрядного количества человек, не удержавшихся на ногах и заскользивших по палубе к правому борту, команда с мужеством выдержала столкновение. Лукан и сам упал на колено. Его за локоть поддержал капитан.
– По душе мне такое! Ох, по душе! – Он улыбался во весь рот.
Сириец, издав гортанный звук, пустил стрелу. Это послужило сигналом, и в воздух взвились другие стрелы и дротики. Одновременно септирема начала медленно разворачиваться влево. Ее свободный от весел борт прошелся по торчавшим из гнезд веслам ближайшей пентеры, ломая и круша их и лишая врага маневренности. «Боспорец», подталкиваемый римским кораблем, стал забирать вправо, его весла сцепились с веслами другой пентеры, и в конце концов оба судна с ужасающим треском столкнулись. Таран первого ударил в носовую часть соседа, не нанеся, однако, тому видимого ущерба. На обоих кораблях поднялась паника: метались по палубам матросы, надрывали глотки командиры.
Тем не менее с нарастающей силой перекрестный обстрел продолжался. Уже три ауксилария лежали на палубе, пронзенные стрелами и копьем. Выпали из строя два покалеченных ядрами легионера. Шея Кассия была обагрена кровью. Он рычал, как раненый лев, и не переставал призывать своих ребят к выдержке.
Понимая, что необходимо сориентироваться в обстановке общего сражения, Лукан обернулся. Септирему, что находилась справа от них, атаковали сразу с двух сторон. Обе боспорские пентеры были двухрядные и хорошо оснащены, но римский корабль успешно держал оборону, не позволяя взять себя на абордаж. Небо над сцепившимися в яростной схватке судами потемнело от стрел и ядер, на одной из пентер, в кормовой части, начал загораться огонь. Лукан поискал глазами флагман Аттиана. Тот, как выяснилось, глубоко вошел в строй противника и сейчас отбивался от целого роя кораблей. С его палубы, оставляя за собой черный след, один за другим вылетали зажигательные снаряды. Изначально ровный строй боспорцев сломался окончательно, а со стороны моря над их судами уже поднимались клубы дыма.
– Корабли Херсонеса вступили в бой! – Лукан вытянул руку в направлении появившихся дымков.
– Да уж, поддают греки жару, – согласился капитан, прибавив: – Теперь главное – выстоять нам!
В дощатый настил впилась стрела, в шаге от ноги трибуна. Сириец пробормотал что-то по-своему и выстрелил в ответ. На покачивающейся башне пентеры вскрикнул и, выронив лук, исчез за ее зубьями человек. Второй продолжал натягивать тетиву, прицеливаясь. Сириец неуловимым движением извлек из колчана очередную стрелу и, прежде чем боспорец выстрелил, спустил тетиву. Тот, видимо, так и не понял, что произошло, обмяк и свесился через ограждение башни с пробитой насквозь шеей.
– Пора, – произнес Лукан, обращаясь, скорее, к себе самому, и, набрав в легкие воздуха, прокричал: – Воины Рима, на абордаж!
Он видел, как буквально воспрял, расправил плечи Кассий.
– Парни, перебьем этих ослиных детей всех до одного!
В носовой части левого фальшборта распахнули заслонку, и широкий, в четыре локтя, трап с грохотом опустился на палубу «боспорца». Его стальной крюк пробил доски, намертво связав оба корабля. Кассий первым устремился к трапу, или, как прозвали его солдаты, «ворону», подавая пример остальным. Прикрываясь щитами, по двое легионеры с обнаженными мечами ринулись за своим центурионом. Лукан, не отрываясь, смотрел, как они перебегают на борт вражеского судна и сразу вступают в бой. Двух или трех сбили копьями на трапе, и доспехи в один миг утянули тех под воду. С башен атаку прикрывали сирийцы и скорпионы. Тяжелые стрелы разили наповал, проделывая в телах людей жуткие раны и наводя на боспорцев животный ужас. Их командир попытался организовать оборону, столкнуть римлян в море. Его высокий, отливающий золотом шлем с белым плюмажем являл собой хорошую мишень, и Лукан указал на него сирийцу. Тот криво усмехнулся, хищно сузив глаза.
Между тем боспорцы начинали теснить легионеров обратно к «ворону». Их командиру удалось-таки сплотить своих воинов, несмотря на смертоносный обстрел и мощный напор римлян. Кассий, с исступленной яростью орудуя гладием, пытался к нему пробиться. Лукану даже показалось, что он слышит, как скрипят зубы центуриона.
«Еще не время», – повторял он и ловил на себе выжидающий взгляд командира ауксилариев.
У самого уха тонко взвизгнула тетива, и золоченый шлем неестественно дернулся назад. В глаз его владельца впилась черноперая стрела, и он тяжело
