Должники - Татьяна Лунина
Главным оставалось, конечно, то, что ее муж жив. Жили его глаза, руки, мысли, надежды, мечты – все, что делало живой и ее. Михаил писал: Аренов – человек высшей пробы, подобных ему во всей стране – по пальцам пересчитать. Как они оба оказались в плену – не объяснял. Упомянул только, что теперь знает, где на земле – ад. План побега разработал Аренов. Бежали вдвоем. Добирались до своих долго, недели две. Шли горными тропами, выбирая самые узкие и крутые. Однажды чуть не напоролись на «духов». Спасла змея, растянувшаяся поперек тропы: украла минуты – подарила жизнь. Не задержись они на эти минуты, столкнулись бы нос к носу с душманской бандой. Последние дни пришлось туговато. Особенно Саше, который тащил на себе Михаила с разбитыми в кровь ногами и сломанной лодыжкой. Как дошли до блокпоста, Михаил не помнит, потому что от истощения, жажды и боли часто терял сознание, а потом и совсем впал в беспамятство. Очнулся на госпитальной койке. Саша навещал его пару раз, в третий пришел проститься. На все вопросы отвечал: »Нормально». А под конец весело подмигнул и сказал: »Держись, старик, прорвемся!» И ушел. Больше Михаил его никогда не видел. О том, что Тоня жива и в Краснодаре узнал от Анны, с которой одно время вместе воевал в Афгане. Они случайно столкнулись на Казанском вокзале, оба оказавшись в Москве проездом. Сам Аренов о жене не рассказывал, однажды только обмолвился, что дороже Антонины для него человека не было, нет и, похоже, не будет. В «P.S.» Михаил приписал: «Вы можете своим мужем гордиться».
Вот и все. Хорошо, что на конверте есть место для обратного адреса, и Михаил послушно его туда вписал. Потому что Тоне очень многое надо еще узнать. Откуда они брали силы во время побега? Чем питались? Где находили воду? Как Саша перенес переход? Как он выглядит? Почему Михаил вернулся, а про ее мужа до сих пор ничего неизвестно? И пусть такие вопросы могут показаться наивными, для нее они очень важны. Тоня уже написала письмо, теперь надо ждать ответ. А ждать Аренова может. Верить и ждать – только это. До той самой минуты, когда раздастся звонок и откроется дверь, за которой обязательно будет стоять самый лучший, единственно нужный ей человек.
Тоня вложила письмо в конверт, задвинула ящик серванта, погасила настольную лампу. Через несколько минут в квартире наступила полная тишина.
х х х
Тамара родила сына. Имя младшему Дунайскому придумали сразу – Виктор. Победитель, вступающий в жизнь.
А жизнь куролесила. Полным ходом шла перестройка. Краснобайство, повальный дефицит и бедлам – строили социализм «с человеческим лицом». На деле выходило не «лицо» -- рожа с издевательской ухмылкой над глупой доверчивостью сограждан. Прилипая к телевизионным экранам, жили ожиданием перемен. Для жены военного летчика единственно важной была одна – прекращение войны в Афганистане.
-- Жди, теперь твово отпустять. Бачила, яка горбачиха? Вин же с ней носиться, як дурень со ступой, -- докладывала баба Дуся, заявляясь с очередной тарелкой пирожков.
-- Спасибо, -- не отказывалась от угощения Тоня. – Только при чем здесь жена?
-- Тю, – всплескивала руками старушка, -- вона ж баба! Тильки тощая, правда. А бабья суть спокон веку супротив войны. Нам надо, шоб мужик лип не к винтовке, а к бабе.
-- Но страной же руководит муж, не жена. Он и принимает решения. Чай будете?
-- Ни, -- отмахнулась Евдокия Егоровна. – Щас по тевелизору за погоду будут передавать. Пиду послухаю, можэ шо путное скажуть. А ты, Антонина, як дите малое, ей Богу! Горбачёв же ж подкаблучник: шо жена скажить, то й будэ. От помяни мое слово: плюнет вин на той сраный долг, да й забэрэ наших мужичков с Афганистану. -- Тоня, молча улыбаясь, слушала пожилую соседку, в бедной голове которой чудесным образом совмещалось несовместимое.
О том, что Саша был в плену и бежал, кроме бабы Дуси не знал никто. Временами возникало желание поделиться информацией о муже с Вадимом. Останавливало одно: опасение навредить. Ответственный и небезразличный к чужой беде Вадим, наверняка, кинется разыскивать по своим каналам Сашу. А ведь известно, как у нас относятся и к тем, кто побывал в плену, и к тем, кто пытается оказать поддержку бывшим военнопленным. В сказки о человечности нынешней власти Тоня, в отличие от бабы Дуси, не верила.
Дунайские получили квартиру, маленькую, но свою. Уютный, гостеприимный дом, куда приятно захаживать в гости. Тамара шутила, что теперь у них вокально-инструментальная группа: обустраивающееся на новом месте трио и приходящий дуэт. Все вместе – квинтет с одним басовитым солистом. Илья обожал маленького «солиста», все время порывался таскать его на руках.
-- Сынок, -- забеспокоилась Тоня, -- ты хорошо себя чувствуешь? Голова не болит?
-- Нет.
Она привлекла ребенка к себе и ощутила непонятное сопротивление.
-- Тебя кто-то обидел?
-- Нет.
-- Расхотелось в школу?
-- Нет.
-- Но я же вижу: ты чем-то расстроен.
-- Нет.
-- Сын, -- Тоня пыталась поймать ускользающий взгляд, -- пожалуйста, посмотри мне в глаза. Что не так? Ведь нас с тобой двое, мы – семья. Я тебя очень люблю и стараюсь всегда быть с тобой откровенной. Что случилось, малыш?
-- Я не малыш.
– Конечно, милый. С завтрашнего дня ты уже школьник, почти взрослый. Но я твоя мама и мне очень хочется, чтобы у нас с тобой друг от друга не было тайн. Никаких. Я же от тебя ничего не скрываю.
-- Скрываешь.
-- Что? – растерялась Тоня.
-- А помнишь, ты обещала, что когда я пойду в первый класс, папа будет рядом со мной. Его нет. И ты не говоришь, почему, -- на нее смотрели глаза не ребенка – взрослого, страдающего человека. У сына оказалась железная логика и цепкая память.
-- Родной мой, -- она обняла худенькие плечи и приникла щекой к колючей от стрижки макушке, -- наш папа жив. Это правда, клянусь! Я сказала
