Личный тать Его Величества - Николай Александрович Стародымов
Стрельцы, также участвовавшие в заговоре, уже завладели кремлёвскими воротами со стороны Красной площади, оттеснив своих колеблющихся товарищей и решивших соблюдать нейтралитет иноземных гвардейцев. У Никольских ворот вспыхнула стычка, однако скоро затихла – оценившую соотношение сил привратную стражу пропустили, разрешили удалиться без кровопролития.
На короткое время на площади зависла выжидательная пауза – командиры проверяли готовность своих отрядов. Ждали сигнала…
От группы вождей заговора отделился всадник и намётом поскакал в сторону Ильинки.
И вот – свершилось!
На колокольне Ильинской церкви ударил первый колокол. Ему вторил Никола Старый… Подхватила Варвара… Присоединился Василий…
Над Москвой поплыли тяжёлые волны набата.
И тут же вспыхнул многоголосый шум.
– Царя иноземцы убивают! – заорал кто-то во всю мощь натренированных в уличных перепалках глотку. – Спасай государя!..
– Иноземцы Москву подожгли! – вторил другой.
– Бей иноземцев! – подхватил третий.
– За веру православную! – присоединился четвёртый…
И из всего этого многоголосия формировался общий призыв:
– Бей иноземцев! За Россию! За веру!..
И людской поток хлынул в распахнутые ворота…
Иван Воейков оказался в отряде, который входил в Кремль через Никольскую проезжую башню. Сжимая в руке рукоять сабли, он бежал в сторону нового царёва дворца, лишь недавно выстроенного. Слева осталась усадьба, в которой годом ранее убили вдову и сына царя Бориса Годунова, справа – усадьба, ранее принадлежавшая Сёмке Годунову, которого в народе называли «Третье царёво ухо», отсюда его и увезли на закланье. Справа же осталась Троицкая башня, в которой содержали самых опасных государевых врагов – в странах Запада таких татей именуют политическими.
А вот и только что отстроенный дворец. Он состоит из двух строений, соединённых между собой галереями – в одном проживает сам Самозванец, в другом его супруга-еретичка.
На высоком крыльце стоит Петька Басманов – верный пёс Самозванца. Рядом жмутся, стараясь оказаться поближе к дверям, несколько стрельцов – им явно не хочется участвовать в надвигающейся стычке. Но и сбежать тоже боятся – Басманов суров, бегства не простит.
– Против кого бунтуете, братцы? – надсаживается Басманов. – Это ж родной сыночек великого Иоанна Васильевича!.. Вспомните, сколько благодеяний вам государь сделал! Жалование удвоил, недоимки простил…
Воейков издалека видит, как на крыльцо поднимается Михаил Татищев – один из коноводов повстанцев. Все знают, что совсем недавно он спьяну оскорбил Самозванца, и что тот едва не отправил его в ссылку… А то и на плаху мог бы угодить за те поносные слова… Да только именно Басманов защитил приятеля, вызволил из беды… Потому подпускает Михаила без опасицы.
– Миш, ну ты-то чего!.. Тебе-то с чего на государя зло держать?..
Татищев без разговоров бьёт Басманова кинжалом – снизу вверх, из подреберья достаёт клинком до сердца. Верный государев защитник падает на ступеньки – телу суждено, чтобы по нему протоптались десятки сапог…
Из высокого окна второго этажа высовывается Самозванец. Он потрясает бердышом.
– Я вам не Борис! – в ярости кричит он.
Уж что Расстрига хотел этим сказать – Бог весть. Да и кто из нас в гневе чётко мысль выражает?..
А толпа повстанцев уже лезет в двери, за которыми поспешили укрыться стрельцы. Кое-кто норовит попутно ткнуть острым лежавшее на ступенях тело Басманова – верного Самозванцу, ненавидимого его врагами.
– Нам левее, – начальный человек отряда, в который входит Иван Воейков, уводит подчинённых из толпы.
Всё предписано заранее – какой отряд чем занимается. Задача дружины, в которую входит Воейков – блокировать дворец со стороны заднего двора.
…Тут есть необходимость отвлечься от описания собственно того, что видел Воейков.
Едва не с рассвета к государю в кабинет собрались на заседание приближённые. Обсуждался большой праздник, который Самозванец наметил на ближайшее воскресенье. Когда над Москвой поплыл набат, несколько бояр, в том числе и Василий Шуйский, который прекрасно знал, что происходит за стенами дворца, удалились, якобы чтобы узнать, в чём дело.
Однако шум с улицы возвестил, что там происходит нечто тревожное. Разобраться отправился самый верный государю человек – Петька Басманов.
Прибежавший стрелец сообщил, что москвичи взбунтовались, что Басманов убит, и повстанцы уже ворвались во дворец…
– Я вам не Борис! – высунувшись в окно, закричал Самозванец.
– Нато бешать, майн кайзер! – указал на заднюю дверь командир иноземных наёмников, оказавшийся в помещении со своими подчинёнными. – Мы задержайт этот верфлюхт!..
Снаружи на запертую дверь обрушился град ударов – судя по звуку, рубили топорами. Наёмники выстроились в шеренгу, воткнули в пол мечи, опёрлись на них, используя как опору для взведённых пистолей.
…Осознав опасность, Лжедмитрий бросился на жёнину половину – спасать Марину Мнишек. Однако было уже поздно – переходная галерея оказалась захваченной повстанцами.
– Спасайся, сердце моё! – надрывался царь.
Однако сам помочь супруге он уже ничем больше не мог. И потому бросился вглубь дворца.
Оказалось, что со смертью Басманова рядом с ним вообще не осталось верных людей! Возможно, за него попытались бы вступиться отец и сын Мнишеки или, скажем, братья Вишневецкие, однако их рядом не оказалось.
Если в тяжкую минуту рядом с правителем не оказалось верного человека – грош цена такому правителю!
Оказавшись загнанным в дальнюю комнату, Лжедмитрий, понимая, что отсидеться тут не получится, решил попытаться выпрыгнуть в окно… Однако проём оказался очень высоко, и беглец упал неудачно, не то подвернув, не то вовсе сломав ногу. От пронзившей его боли потерял сознание.
Казалось бы, тут ему и конец.
Однако судьба решила дать Самозванцу ещё один шанс на спасение. Или напротив, поглумиться над ним, поиграть с ним напоследок, подобно тому, как не слишком голодная кошка забавляется со своей жертвой…
Дело в том, что у ближайших кремлёвских ворот стоял караул стрелецкого Украинского полка.
Всё предусмотрели руководители восстания. А вот тут – дали маху!
Украинский полк весь до единого состоял из стрельцов, которые пришли в Москву вместе с Самозванцем. Основу его составили ратники гарнизона из построенного на Северском Донце городка Царёво-Борисова; а затем он пополнялся черниговскими и путивльскими добровольцами. Он стал единственным в Москве стрелецким полком, состоявшим сплошь из пришлых!..
И потому он оказался самым верным, единственно верным попавшему в беду царю Дмитрию.
В литературных произведениях подобные сюжетные ходы нередко вызывают досаду – слишком невероятно такое совпадение. Однако когда постановщиком мизансцены оказывается самоё жизнь, случиться может и не такое!
Караул от единственного в Москве полностью преданного царю полка оказался расположенным совсем близко от разыгрывавшейся трагедии.
Когда в Кремле вспыхнул бунт, от караула, не посвящённого в суть намечавшихся событий, отправили дозор… Стрельцы этого дозора и видели, как царь-беглец выпрыгнул из окна.
Подхватив
