Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Наступательный порыв французских солдат должен был подкрепить шквальный огонь маневренных и скорострельных 75-мм пушек, совершавших 15 выстрелов в минуту. Французское командование до того полагалось на их могущество, что в одном из официальных документов говорилось: «75-мм пушка достаточна для решения всех задач, могущих встретиться артиллерии в полевой войне». При этом, однако, упускалось из виду, что если французская корпусная артиллерия насчитывала 120 стволов (все 75-миллиметровки), то германский корпус располагал 160 орудиями, из которых не менее 30-ти были гаубицами с калибром 105, 130 и даже 150 мм.
В 1911 году французский Генеральный штаб возглавил 59-летний генерал Жозеф Жоффр, знающий военный инженер, имевший опыт колониальных войн и репутацию верного республиканца. Главной его чертой была непоколебимая уверенность в себе. Спрошенный однажды своим адъютантом, скоро ли начнется война, он хладнокровно отчеканил: «Разумеется, скоро. Я всегда так считал. Она придет. Я буду сражаться и одержу победу. Мне всегда удавалось выполнять все, за что я брался». «В таком случае вас ждет маршальский жезл», – с замиранием сердца предположил адъютант. «Да», – невозмутимо ответствовал Жоффр. Он почти ни в чем не ошибся.
За сорок лет, истекших после окончания франко-прусской войны 1870—1871 годов, французское командование составило 16 планов развертывания войск. Под руководством Жоффра был разработан очередной мобилизационный план («План № XVII»), вступивший в силу 15 апреля 1914 года. Этот документ не был свободен от ряда крупных недостатков и просчетов. Хотя он и предусматривал проведение наступательных операций, действия французских войск ставились в чересчур тесную зависимость от действий противника, за которым, таким образом, молчаливо предполагалось владение стратегической инициативой. Планирование германского удара на северо-востоке не было тайной для французского Генерального штаба, однако Жоффр недооценивал значение этого маневра, ошибочно полагая, что у немцев не хватит сил для вторжения через всю Бельгию. Предполагалось, что обходное движение германских войск захватит лишь Люксембург и южные области Бельгии и будет остановлено встречным ударом левого крыла французской армии в северном направлении. В то же время решительное наступление на восточной (франко-германской) границе должно было привести к разгрому немецкого центра и занятию Эльзаса и Лотарингии.
Все эти соображения «План № XVII» излагал лишь в самых общих чертах, поскольку Жоффр считал, что «план операций – это идея, которую полководец держит в своей голове, но не доверяет бумаге». Поэтому высший командный состав впервые узнал о задачах армий из директивы № 1, изданной Жоффром 8 августа, спустя несколько дней после объявления войны[67].
Планируя военную кампанию против Германии, французское главнокомандование отводило большую роль действиям русской армии. Значение и место России как союзника в будущей войне было определено еще в феврале 1901 года на совещании начальников русского и французского генеральных штабов в Петербурге: русские войска должны были «отвлечь с французского фронта часть германской армии, достаточную для того, чтобы предоставить французской армии наиболее шансов успеха в решительном бою начала кампании, которого можно ожидать начиная с 14-го дня».
Военная мощь 178-миллионной России ценилась союзниками весьма высоко. Эдуард Грей незадолго перед войной уверял Пуанкаре: «Русские ресурсы настолько велики, что в конечном счете Германия будет истощена Россией даже без нашей помощи».
Русская армия была самой многочисленной в мире: 1,4 млн. солдат и офицеров действующей армии и около 6 млн. военнообязанных первой и второй очереди[68]. Мобилизация поставила под ружье 5,3 млн. человек (правда, самих ружей имелось в наличии всего 4,5 млн.).
Россия вступила в войну, не завершив перевооружения и реорганизации вооруженных сил. Тем не менее к началу войны русские войска по своей технической оснащенности почти не уступали армиям противника, а по некоторым важным показателям превосходили их. Пятизарядная «трехлинейная» винтовка Мосина имела ряд преимуществ перед иностранными образцами – в том числе надежность, простоту в производстве и дешевизну. Усовершенствованный на тульских заводах станковый пулемет «Максим» обладал высокой точностью стрельбы и способностью длительного ведения непрерывного огня. Смертоносная «трехдюймовка» (полевая 76-мм пушка образца 1902 года) была незаменимым оружием в условиях маневренной войны. Шрапнельный огонь 8-орудийной русской батареи мог в считанные минуты полностью уничтожить вышедший из укрытия пехотный батальон или кавалерийский полк. После первых боев в августе 1914 года немцы и австрийцы прозвали русскую «трехдюймовку» «Косою смерти». Состоявшие на вооружении 122-мм и 152-мм гаубицы могли действенно разрушать земляные укрепления противника. Как быстро выяснилось, их количество не отвечало потребностям позиционной войны, но это было общей особенностью предвоенной подготовки армий Антанты[69]. С 1914 года в русскую армию стали поступать бронеавтомобили.
Россия имела больше всех аэропланов – 263 (у Германии их было 232, у Франции – 156, у Англии – 90, у Австро-Венгрии – 65). Сконструированный И. И. Сикорским четырехмоторный «Илья Муромец» не имел себе равных по размерам и грузоподъемности. После начала войны в русской армии появилась первая в мире эскадра бомбардировщиков, состоявшая из четырех самолетов «Илья Муромец».
К несчастью, русская промышленность не поспевала за нуждами армии[70], поэтому, вступив в войну, Россия не только быстро растеряла свои технические преимущества, но так и не сумела сократить разрыв в тех областях, где отставание было изначальным. Наиболее катастрофическим было положение с винтовками и боеприпасами – их недостаток дал себя знать уже в первые недели войны. Низкая плотность железнодорожной сети в западных губерниях препятствовала своевременному снабжению войск и подвозу армейских резервов.
Боевая подготовка солдатской массы находилась на хорошем уровне, несмотря на малочисленность унтер-офицерского состава. Русский «Устав полевой службы 1912 года», опиравшийся на опыт недавней русско-японской войны, во многих отношениях превосходил уставы других европейских армий. Отдавая предпочтение наступательным действиям, он не пренебрегал вопросами обороны и подробно излагал особенности боев в особых условиях (ночью, в горах и др.). Солдат обучали как приемам рукопашного боя, так и прицельному огню: на поражение живой мишени, отстоящей на расстоянии до 400 метров, пехотинцу отводилось один-два выстрела. Самым серьезным недостатком рядового состава была неграмотность – почти половина нижних чинов не умела читать и писать.
Прекрасной выучкой отличался офицерский корпус (в среднем и младшем его звене), значительная часть которого прошла горнило войны с Японией. В этой среде культивировался жертвенный патриотизм. Однако русское офицерство не чувствовало себя сплоченной кастой – мешала его сословная неоднородность[71], рознь между армейскими и гвардейскими офицерами и повальная ненависть строевых к штабным.
Самый серьезный
