Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Добровольчество в России было заметным явлением, но все же не «делало погоды» в армии, – в отличие от Германии и Великобритании, где население буквально штурмовало мобилизационные пункты.
Немецкие добровольцы, в основном, принадлежали к зажиточным слоям общества. Из них составляли целые корпуса. Весьма показательной является история Адольфа Гитлера, признанного непригодным к службе по состоянию здоровья. Попасть в армию ему помогло прошение на имя короля Баварии, после чего он был зачислен рядовым в 16-й Баварский резервный пехотный полк. Всего осенью 1914 года в Германии были сформированы 13 дивизий, укомплектованных добровольцами.
Еще большего размаха добровольчество достигло в Англии – единственной европейской стране, не знавшей всеобщей воинской повинности. Поэтому к началу войны англичане могли выставить на поле боя всего 150 тысяч человек. Но в течение нескольких недель к этой «ничтожно малой армии», согласно презрительной оценке Вильгельма II, присоединилось еще полмиллиона добровольцев, из которых английское военное командование создало 40 дивизий – полноценную новую армию.
Главной военной приметой первых дней августа были бесконечные эшелоны, направлявшиеся к линии фронта, одни – на запад, другие – на восток. Вагоны были забиты кадровыми военнослужащими и резервистами. Толпа на вокзалах провожала их восторженными возгласами и пением национальных гимнов. Женщины забрасывали вагоны цветами и посылали солдатам воздушные поцелуи. В ответ те улыбались и, высунувшись из окон, размахивали фуражками и касками. Немцы царапали мелом на вагонах слова популярного тогда стишка, который выкрикивали уличные мальчишки: «Jeder Schuss ein Russ, Jeder Schuss ein Franzos, Jeder Tritt ein Britt» («Каждый выстрел – один русский, каждый удар штыка – один француз, каждый пинок – один англичанин»; после вступления в войну Японии к стишку добавили еще одну строку: Jeder Klaps ein Japs – «Каждый шлепок – один японец»). На шеях у русских новобранцев висели связки колбас и баранок – не вполне законные «трофеи» из привокзальных буфетов и ларьков. Настроение у всех было бодрое. Говорили о предстоящей войне, наградах и о том, что скоро вернутся домой.
«Ни один человек на свете, – вспоминал член партии кадетов Владимир Дмитриевич Набоков (отец писателя), – не поверил бы, если бы ему сказали в 1914 году, что тогдашние тринадцатилетние дети окажутся участниками войны, – что через четыре года она будет в полном разгаре и что к этому времени будет мало надежды на сколько-нибудь близкий ее конец».
Пражский журналист Эгон Эрвин Киш, уходя на фронт, пошутил над предложением матери взять с собой запасное нижнее белье: не думает ли она, что ее сын отправляется на новую Тридцатилетнюю войну? Второго комплекта белья не понадобится.
Успокоительной иллюзии о скоротечном характере начавшейся войны были подвержены не только нижние чины, но и руководство противоборствующих армий. Среди русских, французских и германских офицеров, в том числе высшего состава, было немало таких, которые надеялись выпить за победу в столице поверженного врага не позднее, чем в середине сентября. По словам Владимира Иосифовича Гурко, «присоединение к державам Согласия Англии и выяснившийся нейтралитет германского союзника Италии настолько всех опьянили, что господствовала мысль об окончании войны чуть ли не в шесть недель». Начальник штаба Киевского военного округа генерал Владимир Михайлович Драгомиров, рискуя прослыть пессимистом, высказывал мнение, что война продлится четыре месяца. «Имеются веские финансовые причины, из-за которых великие державы не смогут выдержать долгой войны», – утверждал член британского военного кабинета лорд Ричард Холдейн, имея в виду сильнейшую зависимость британской и германской экономик от внешней торговли. Адмирал Тирпиц свидетельствует, что в главной квартире германской армии не было «ни одного офицера, который не верил бы, что война закончится до 1 апреля 1915 года». Вильгельм, обращаясь к солдатам, отправлявшимся на фронт, пообещал, что они вернутся домой с победой «прежде чем листья падут с этих лип» (на берлинском бульваре Унтер ден Линден). Английским волонтерам предлагалось потерпеть чуть дольше – до Рождества.
Со стороны людей военных было непростительной оплошностью забыть ту истину, что пути войны неисповедимы. Но, как заметил Уинстон Черчилль, генералы всегда готовятся к прошлой войне. А за истекшее столетие Европа не знала военных конфликтов, где решающее значение имели бы не громкие победы, а полное истощение сил противника.
II
И все-таки, по общему мнению всех писавших о Первой мировой войне, как современников, так и позднейших историков, среди всех держав, вступивших в войну в августе 1914 года, Германия была подготовлена к ней наилучшим образом. Мобилизационное расписание германской армии – плод многолетней работы Генерального штаба – представляло собой вершину военного планирования. Начиная с 80-х годов XIX века, железнодорожное строительство в стране происходило под контролем военных. Через всю Германию было проложено шесть магистралей, которые позволяли перемещать войска с запада на восток и обратно в течение нескольких дней. У границ Бельгии и Люксембурга, где намечалось нанесение главного удара, железнодорожная сеть была значительно уплотнена. На станциях строились удлиненные платформы под военные эшелоны, был увеличен вагонный парк, повышена мощность паровозов. Каждую железнодорожную ветку курировал штабной офицер, в чьи служебные обязанности входило составление и постоянное уточнение графика военных перевозок.
Благодаря столь продуманной организации мобилизация германских войск в 1914 году была проведена в четыре раза быстрее, чем в 1870-м. Одна железнодорожная линия перевозила в день 11 530 человек (во времена франко-прусской войны – 2580). В первые две недели войны только по кёльнскому мосту «Гогенцоллерн» (через Рейн) прошли 2150 воинских эшелонов – по одному каждые 10 минут. Всего силами 11 000 железнодорожных составов было переброшено к местам сосредоточения и развертывания почти три миллиона человек.
Германская армия была сильна не столько своей численностью, сколько превосходно организованной системой комплектования. Каждый военнообязанный, отслуживший срок действительной службы (два года в сухопутных войсках, три – в кавалерии и артиллерии), несколько лет числился в резерве, затем на 12 лет переходил в ландвер (категорию военнообязанных запаса 2-й очереди), а оттуда – в ландштурм (ополчение), где и оставался вплоть до достижения 45-летнего возраста. Все это время его регулярно призывали на военные сборы.
Перед войной 68-миллионная Германия имела более 800 тысяч человек в кадровой армии (каждый восьмой из них был унтер-офицером) и почти пять миллионов резервистов всех категорий. Мобилизация всего за несколько дней позволила германскому Генеральному штабу удвоить численность войск первой линии, создав при каждом кадровом корпусе резервный корпус. Всего же к концу
