Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина
А вообще – что я всё со штатниками нянькаюсь? Надо попросить у начальницы группу англосаксов. Только с ними нервотрёпки не меньше, политикой замучают. Они читали о Троцком, о Кирове, о Берии, о Сталине, о лагерях. «Кто там сейчас содержится? Вы должны это знать, об этом пишут в мировой прессе! Вам доступны английские газеты? Только “Дейли Уоркер”, и всё?.. Односторонне освещаются…» И вертись как уж на сковородке. «Нет, никто не содержится, после двадцатого съезда полный порядок, никого не сажают, никого не преследуют, за границу кто хочет, тот едет. Я? За границу? Да хоть завтра!» Завираюсь по-наглому. Почему? Потому что нас начальство предупредило: среди туристов могут быть провокаторы. Ляпнешь правду, то есть как всё обстоит на самом деле, а они это у себя там опубликуют, и тебя в твоём отечестве замордуют так, что своих не узнаешь. Мой девиз: ушки на макушке, язык за зубами, глаз да глаз и хвост пистолетом. Пусть они ухмыляются, переглядываются, ехидничают, – а они ужасно ехидные, англичане, – мне лично неприятности ни к чему. И ещё – они ужасно подвижные, самостоятельные. Не успели разместиться в гостинице – несутся мимо меня, с картами, путеводителями, разговорниками. Сами себе сверх программы организуют объекты показа, даже к обеду и ужину некоторые не приходят, а потом просят возместить убыток сухим пайком. Фунты свои считают, видите ли, а мне метрдотели выговоры делают – не поддерживаю в группе дисциплину и что это за мода на индивидуальное обслуживание. А если сотрудники с верхнего этажа, где мы отписываемся, меня спросят: где это ваших англичан носит? А я знаю? Что, я должна бегать за ними? Подсматривать? Вечером являются радостные, говорят: были в Кузьминках, о, как можно этого не знать, там есть шедевр архитектуры, старинная усадьба, знаменитые конюшни, архитектор Камерон и т. д., и они, как архитекторы и реставраторы, не могли упустить возможности обследовать… Обследовать! А я представляю себе, как наши могли уделать этот знаменитый памятник архитектуры и во что его превратить. И холодею, вспомнив, что именно туда туристов возить нельзя, там секретный объект! Но ведь они сами!.. Тут выход один: молчать. А если их там заметили? Ох, до чего же иностранные туристы – это у них общее, особенно у молодёжи! – любят забегать во дворы, фотографировать наши трущобы, дорожных работниц, мешочников с колбасой у ГУМа. Как им это запретишь?! Моё личное мнение, которое никого не интересует: снесите лачуги, постройте новые дома, уберите с дорог несчастных баб с лопатами, прокопченных парами раскалённого асфальта (не женское это дело – асфальт укладывать), красиво их оденьте, обеспечьте колбасой и другими продуктами, а также хорошим ширпотребом, причём всё население, не только Москву, – может, и следить за иностранцами не надо будет?! Вам, гладким, это в голову не приходит? Опять завелась. Маня, спокойно, не сходи с ума! Вот в каких условиях приходится работать, товарищи. Это у нас с девчонками такая присказка.
Я успокаиваюсь. Знаю – навык не подведёт. Всё-таки кто же руководитель группы? О, тот самый тощий с орлиным носом. Вертит головой, гида ищет. Значит, он не переодетый миллионер и не журналист из жёлтой прессы. Моя интуиция на этот раз не сработала. Первым меня заметил ковбой. Такое лицо сделал – точно, будет кадриться. А руководитель группы расплылся в улыбке, зубы длинные, как у лошади, но не все в наличии. Согнулся дугой, чтобы не очень сверху вниз на меня смотреть, – обходительный господин. И приветствует галантно, с чисто английским произношением! Вот тебе и «дядя Сэм»! Он говорит: «Это вы будете нашей путеводной звездой, молодая леди? Я Том Петерсен, представитель фирмы. Разрешите узнать ваше имя? Вас не раздражает моя манера выражаться? Я старомоден, сознаю…» Я перебиваю, не слишком учтиво: «Нисколько. Я – Маша». Никакой фамилии, просто Маша, ни к чему им знать мою фамилию. А он, этот Том Петерсен, видно, не такой злющий, каким мне казался издали. Но как бы он ни был со мной ласков, я знаю, что это всё словесные кружева, которые они, западные люди, плетут, потому что это считается хорошим тоном. Стараются произвести благоприятное впечатление. А что они о тебе думают на самом деле… Комплиментов я за два года наслушалась и уже не реагирую. Лично я ни на ком из них не задерживаю внимания, они скользят мимо меня, как тени. Попадаются отдельные персонажи, с которыми хотелось бы, может, даже подружиться, да что толку? Они сегодня здесь, а завтра там. А главное – нельзя сближаться. Запрещено. Поэтому моё правило такое: с глаз долой – из сердца вон. Некоторые такое напоют мне про мою доброту и человеческое чутьё – уши вянут. Особенно те, у которых по туру что-нибудь нехорошее случается – ангина, или с животом, или ребёнка где-нибудь, например, в Архангельском, потеряют (за детьми они вообще не смотрят: родители разбегаются с камерами виды снимать, а мы с шофёром пасём их детишек!). Старушки со старичками тоже любят подольститься. И хвалят меня не нахвалятся. А я думаю, что, если я в старости буду богатенькая и такая же здоровенькая, как они, и смогу разъезжать по миру, как они, для меня тоже все будут очаровательные, милые и золотые. Надоели они мне. Свалили – и забыла. Завтра-послезавтра подвалит следующая толпа и также свалит через неделю, две, три, в зависимости от маршрута и продолжительности тура. У меня от них в глазах рябит в конце туристического сезона.
Том Петерсен поворачивается
