Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина
Раньше, бывало, мне казалось, что за мной иностранный турист начинает ухаживать – например, подаёт мне руку, помогая выйти из автобуса. Я, дурочка, пугалась, краснела, смущалась, но пуще всего боялась, что кто-нибудь из начальства эту сцену увидит. Ещё бы! Скажет: советская переводчица, комсомолка, принимает ухаживания иностранца. А потом поняла: они всем дамам помогают из транспорта высаживаться, это манеры у них такие, ничего личного. Личное в нашей работе – табу! Попадёшься – вся твоя жизнь пойдёт насмарку. Родителям, близким – всем жизнь отравят. Так что поддерживания под локоток и любезные улыбки на меня уже давно не действуют. Расслабишься – расплатишься. Они уедут, а тебя по собраниям затаскают, «моральный облик» пришьют, сраму не оберёшься. Девчонки говорили, жёлтый билет получишь – ни на одну приличную работу не устроишься… С тех пор зарубила у себя на носу: ну их, с их заграничным обаянием…
* * *
Ой, кажется, они. Явились. Голоса громкие, требовательные. Остальные иностранцы вроде тише разговаривают, даже итальянцы. Те, правда, больше машут руками.
Американцев ни с кем не перепутаешь. Бижутерии на дамах тонн пять на каждой, и почти на всех золото и бриллианты натуральные. Ничего не боятся, так и ездят по миру. Кругом мафия, гангстеры, а они катаются себе и в ус не дуют. Даже как будто нарочно к себе внимание привлекают: «Вот мы какие, американцы!» А случись кража – кто будет отдуваться? Гид, естественно. Сколько объяснительных писать придётся, и как свидетеля затаскают. Гляжу – пёстрая команда. Только двое мужчин в костюмах, остальные – кто во что горазд. Из парочек – одна цветная, муж с женой, видно, что богатые. Папа, седовласый господин, с отпрыском – мальчик лет семнадцати, красивый, на Байрона похож. Толстуха гигантского роста, вся из себя шикарная; рыжая, на ней то ли парик, то ли свои локоны, любая кинозвезда позавидует. Ой, а накрашена! Вся в золотых цепях с брелоками, руки в браслетах, в перстнях. И кривляется. Миллионерша, избалованная, точно. Эта будет занудой номер один. Рядом с ней длинная тощая блондинка, бесцветная. Но, в общем, ничего себе, бывшая красотка типа «Мисс Америка 1945». Подруги, судя по всему. Только толстуха богачка, а эта победнее, хотя, может, и наоборот. Или компаньонка? Там будет видно. А вон клетчатый крепыш, он очень суетится. Руководитель группы, предчувствую. Мне предчувствия редко изменяют. Рожа злая, зелёная. Боится летать, его тошнит в самолётах. Я таких встречала. Всю дорогу будет болтать, придираться, чтобы не подумали, что он трусит. Дальше: две, точнее – два каланчи, это очень кстати. Например, во время экскурсии по ВДНХ или в ГУМе (если они будут такими чокнутыми, что попрутся в ГУМ) одного ставлю впереди, чтобы было видно начало группы, другой замыкает – так больше вероятности, что никто не отстанет от группы. Тот, что повыше, – пожилой, почти лысый, с пучками седых волос, с усиками и бородкой, как у Мефистофеля, и с длинным горбатым носом с синеватым отливом, – похоже, любитель выпить. Тощий, еле стоит, на трость опирается. А я только что подумала: в группе нет инвалидов, уже легче. С ними возни, с этими колясками или на костылях, и все передвижения затягиваются – везде их приходится их ждать. А иногда программа такая плотная, что надо, так сказать, галопом по европам, чтобы её выполнить. Он похож на дядю Сэма, каким его изображают на