Зимняя бегония. Том 1 - Шуй Жу Тянь-Эр
Чан Чжисинь только вернулся домой с работы, он сидел наверху, попивая чай и читая газету. Мужчины, завидев друг друга, принялись похлопывать по плечам и пожимать руки, а затем завели увлечённый разговор, словно они друзья уже много лет. Рассевшись, они не нашли другой темы для беседы, кроме как снова вернуться к обсуждению Шан Сижуя.
Чэн Фэнтай сказал:
– Я уже пытался вразумить его вместо вас двоих, к сожалению, это совершенно бессмысленно, я ничего не мог поделать. Этот малый – настоящий безумец, ему нет дела до отношений других, он ими пренебрегает. Двоюродная невестка завлекла его фразой про кровное родство, а он и принял это всерьёз, теперь он ненавидит вас так сильно, что назад пути уже нет.
Стоило разговору зайти об этом непокорном шиди, как глаза Цзян Мэнпин тут же покраснели и она сказала:
– Зачем муж младшей сестры пытался переубедить его? Это дитя упрямо как осел, гвоздь есть гвоздь, а заклёпка есть заклёпка, его не вразумить… Вот только тогда я не собиралась его обманывать… – Она замолчала и тихим голосом добавила: – Я говорила, что он самый важный для меня человек, и я сама себя в этом убеждала, из-за того что он стал несчастлив, я даже порвала с Чжисинем… Но как можно управлять своими чувствами? Всё же сердце меня не послушалось.
Это слова были косвенным признанием в любви к Чан Чжисиню. На лице его проступило выражение нежности, а привычная уже профессиональная торжественность исчезла без следа, он весь будто разомлел.
Цзян Мэнпин вытерла в уголках глаз слёзы и сказала:
– А если впредь этот ребёнок снова обезумеет и не найдётся того, кто усмирит его, что тогда?
Чэн Фэнтай посмотрел на неё с улыбкой, подумав, что такое вряд ли случится вновь, ведь чувство, подобное тому, когда птенец впервые видит свою мать, возникает лишь однажды. Испытав любовь к Цзян Мэнпин, пожалуй, больше он с ума не сойдёт.
Внезапно ему стало жаль Шан Сижуя, который, ослеплённый любовью к Цзян Мэнпин, доверился не той и попусту растратил свои чувства, и Чэн Фэнтай не сдержался:
– До прошлой ночи я был настроен против Шан Сижуя, однако после нашего с ним разговора мне стало его очень жаль, а всё из-за одной фразы: «Ради шицзе я готов был умереть». Это не похоже на ложь. Знает ли двоюродная невестка об этих чувствах Шан Сижуя?
Цзян Мэнпин молчала очень долго, душа её разрывалась от тоски, и наконец она со вздохом сказала:
– Этот глупыш…
Чан Чжисиня эти слова задели, опустив взор, он молчал, будто набрал воды в рот.
Когда речь заходит о чувствах, невозможно установить правого и виноватого. Шан Сижуй, будучи безумцем, глухим к людским отношениям и общепринятым нормам, пользовался положением шиди, желая единолично владеть Цзян Мэнпин. Она же хотела любви, хотела брака, хотела идти по жизни своей дорогой и не могла дурачить Шан Сижуя, выступая с ним на сцене до скончания дней. Глубина чувств у этих двоих отличается, мечтают они тоже о разном, и, не перекуси они соединяющую их струну, разве обоих не ожидал бы крах?
Поболтав ещё какое-то время, Чэн Фэнтай и Фань Лянь захотели вытащить Чан Чжисиня в ресторанчик поблизости выпить вина, и так уж вышло, что Цзян Мэнпин готовила ужин напрасно. Но она и впрямь в высшей степени хорошая жена, и, для вида поуговаривав супруга остаться, Цзян Мэнпин с улыбкой выпроводила его за дверь в компании дружков, перед этим сбегав в комнату и вернувшись с шарфом для Чан Чжисиня.
Чан Чжисинь сказал:
– Ложись как обычно, у меня есть ключи.
Цзян Мэнпин тихим голосом ответила:
– Нет. Буду ждать тебя сколько потребуется.
Чан Чжисинь, не сумев сдержать переполнявшую его нежность, на глазах у посторонних сжал руку жены. Она залилась стыдливым румянцем и сжала его руку в ответ.
Заметив это, Чэн Фэнтай восхитился, ведь все женщины подле него – во главе со второй госпожой, разумеется, – были слеплены по образу и подобию Сюэ Баочай[84], такие же холодные, неприступные красавицы, которые серьёзно относились даже к речам и смеху, и за почти десять лет брака Чэн Фэнтай не услышал от второй госпожи ни одного нежного слова. В женщинах со стороны распущенности и очарования было с лихвой, но нежной заботы им недоставало. Окажись подле него такая славная женщина, мягкая, словно ветерок, и ласковая, как мелкий дождик, он смог бы сказать, что прожил свою жизнь не зря. Фань Лянь, заметив влюблённый взгляд Чэн Фэнтая, в раздражении прошептал ему на ухо:
– Муж старшей сестры, у хорошего цветка всегда есть хозяин, некоторые мысли лучше сразу выкинуть из головы, я тебе в этом не помощник.
Чэн Фэнтай сплюнул в его сторону:
– Да иди ты!
Улучив свободную минутку, он оглядел квартиру супругов Чан Чжисинь и Цзян Мэнпин (один – молодой господин из зажиточной семьи, другая – популярная актриса китайской оперы). Когда-то они наслаждались красивой жизнью и непрестанно веселились, теперь же сбросили роскошные одежды и зажили спокойной заурядной жизнью, полной забот о повседневных нуждах, казалось, что дела обстоят именно так. О роскошных, современных предметах обстановки и говорить не приходилось, но здесь царили идеальная чистота и порядок, на диванах и столах не было ни пятнышка, ни пылинки. Честный и надёжный муж, ласковая и хозяйственная жена – счастье в их паре, казалось, било через край. Если и выискивать в их семье какой-то недостаток, им не хватало разве что детей. У Чэн Фэнтая было трое сыновей и младшая сестра, дом его полон детей, и обычно их шум порядком его раздражал, однако сейчас он подумал, что дом, где нет маленьких детей, не только кажется безлюдным и тихим, но и над ним неизбежно витает необъяснимая горечь, словно он не может считаться полным.
Мужчины вышли из дома и, войдя в ближайший ресторан, начали пить, есть и болтать вволю, и так уж вышло, что разговор их снова кружным путём вернулся к Шан Сижую. Они уже были навеселе, а потому говорили откровенно, Чэн Фэнтай, хлопнув Фань Ляня по спине, со смехом сказал:
– Хорошо ещё, что ты не вцепился в свою старшую сестру, подобно Шан Сижую,
