Кир-завоеватель - Владимир Максимович Ераносян
– Я не могу представить тебя ни с кем, кроме отца… – опустил глаза Спаргапис. – Ни с кем…
– Я тоже не могу, – ответила Томирис. – Но я не могла представить с другой и своего мужа Рустама, твоего отца. Представить не могла, но зато увидела все своими глазами, когда он напился до того, что не мог отличить кобылу от горного муфлона, а меня от своих многочисленных любовниц. Твой отец позорил меня и погиб из-за своих пристрастий к кумысу и вину. Он пал не как герой в бою, а нелепой смертью от собственной беспечности. Грозу саков-тиграхауда и всего Каспия сгубила глупость… Только он мог убить сам себя пренебрежением к собственной ране. Он продолжал пить даже тогда, когда она начала гноиться.
– Хватит! – не хотел этого слушать сын.
– Слушай! – не остановилась Томирис. – И даже не думай, что я буду вечно хранить скорбь и никогда не допущу к себе мужчину. Но я сделаю свой выбор сама, как и в случае с твоим отцом. А ты обещай мне сейчас, что никогда не пристрастишься к его порокам.
Спаргапис промолчал. Мать подошла к нему и взяла за подбородок, повторив свое требование.
– Обещай мне не пускаться в разгул, какая бы добыча тебе ни досталась. Только тогда ты останешься жив. И станешь истинным царем, не в пример своему отцу, променявшему царское достоинство на пирушку. Он жил словно в тумане, позволив своим младшим братьям и сакам-тиграхауда с пренебрежением отзываться о нашем племени и твоей матери. Вот кто меня действительно оскорбил, а не этот перс. Ты меня понял? Я спрашиваю, ты услышал меня?
– Понял… – испуганно прошептал Спаргапис. Единственным человеком, которого он боялся, как огня, на всем белом свете была его мать. Больше всего он мечтал не упасть в грязь лицом именно перед ней, ведь подвести ее – это почти то же самое, что утратить доверие богов…
Но как посмел этот перс просить руки его матери?! Спаргапис негодовал в душе и жаждал мести. К тому же он рассматривал войну как приключение. Его тянуло туда, в самое пекло. Там, за рекой Аракс, персы развернули свой лагерь, их можно было атаковать быстрым набегом и так же быстро раствориться в дымке утреннего тумана.
Жажда подвигов свойственна амбициозным юношам, к тому его происхождение располагало к немедленным действиям. Он хотел верить, что походит на свою знаменитую мать, царицу Томирис, которая могла сравниться боевой удалью с лучшими из лучших. Каждым своим поступком и даже словом Спаргапис пытался доказать всему союзу скифских племен, что он достойный сын своей матери. Но как же заставить их в это поверить без геройского поступка?! Надо во что бы то ни стало напасть на персов!..
– Постой! – остановила сына мать, когда Спаргапис, вежливо попрощавшись, брел, обуреваемый тысячей мыслей, к своему коню. – Прости меня за выроненные в гневе слова о твоем отце. Я любила его. Он был лучшим из мужчин. Я не могла выбрать другого. Он победил всех на состязаниях, но поддался мне и улыбнулся, как ребенок. Это и подкупило меня. Кто может претвориться беззащитным, то сильнее всех. Но дело было в том, что он не притворялся, он решил поддаваться всю жизнь. Поэтому мы сейчас разрозненны и поэтому персы у нашего порога.
На глазах сына проступили слезы.
– Хотя… На нас тоже вина. Мы нападали на их земли и уводили рабов. Мир несправедлив. Не плачь. Никто не должен видеть слез царевича. Враги воспримут их за слабость…
Глава 30. Банк Эгиби и сыновья
Вавилонские чиновники «вакиль-тамкары» более, чем к другим, прислушивались к самому богатому человеку, жившему в квартале Бит-Шар-Бабили под именем Эгиби.
Этот человек не был жрецом, он создал первый в мире банк и теперь жаловался, что не может более выдавать ссуды без залогов.
– Кир оказался слишком милосердным, – уверял он влиятельных вельмож. – Зря он разрешил рабам уйти в свои земли и унести храмовые сосуды, которые имеют большую ценность.
Магнаты полностью соглашались с главным ростовщиком Вавилона. Торговля приходила в упадок еще и из-за того, что Сузы, Экбатаны и Пасаргады претендовали на изменение маршрутов торговых путей.
Жрецы тоже не скрывали недовольства указами персидского владыки, особенно в части, касающейся иудеев, и подбивали Касандану, жену великого Кира, на изменение не устраивавшего их положения дел.
Кир же застрял в землях скифов. Массагеты избегали сражения в открытой степи, предпочитая тревожить персов молниеносными набегами. Они действовали из засад, абсолютно внезапно атакуя отставшие обозы и нападая на отдельные отряды персов, утомившихся в бесполезных преследованиях орды. Армия Кира истощалась, многие умирали от болезней. Конца и края войне в далеких землях не было видно. О Кире стали понемногу забывать, тем более в Вавилоне царствовал его наследник, провозглашенный царем по всем правилам новогоднего ритуала у статуи Мардука в храме Эсагила.
Наступил момент, когда Касандана взяла бразды правления в свои руки и уговорила Камбиса попридержать иудеев и рабов других покоренных народов, невзирая на приказы Кира, чтобы окончательно не разорить владельцев пастбищ и угодий Междуречья.
Община, плененная еще Навуходоносором, слишком долго размышляла – идти или не идти в родные земли и прилагать ли усилия к возрождению храма. Кто не успел принять решения – пенял на себя.
Сначала увеличились поборы ремесленников Ниппура, обтачивавших привезенный из Ассирии и Армении камень, занимавшихся резьбой по ливанскому кедру, стеклодувов и гончаров, чеканщиков и ювелиров. А потом магнаты и жрецы Мардука, коих Камбис вовсе освободил от налогов, обнаглели настолько, что стали запрягать иудеев и других рабов в плуг, чтобы приберечь своих волов.
Эгиби и его сыновья, освоившие по научению отца ростовщическое дело, ликовали. Теперь магнатам, бравшим у них заемы, снова было чем платить.
Векселя на глиняных дощечках вновь стали ликвидным товаром: можно было выкупать долги у обанкротившихся дельцов и богатеть, как и раньше. Эгиби не забывал подкупать персидскую знать, а жрецы Мардука продолжали возвеличивать Камбиса и его мать, приравняв нового царя к возлюбленному сыну главы пантеона богов. Если тебя убеждают, что ты – сын бога, значит, тебя вынуждают забыть своего отца…
Никто из местной верхушки не хотел возвращения Кира в Вавилон. Само по себе это и стало главной предпосылкой заговора, его причиной… Однако магнаты и жрецы прекрасно понимали, что без повода, даже надуманного, окончательного разрыва отца и сына не добиться.
Эгиби предполагал изобрести такую ситуацию, которая бы послужила толчком к войне. Позднее в римском праве появится
