Алексей Бакулин - Скрытые долины
Он замолчал, давая мне возможность осознать услышанное. Он смотрел на меня совершенно спокойно, потом принялся осторожно приглаживать правый ус. Я тоже молчал, желая во что б это ни стало перемолчать гостя, — и мне это удалось. Тогда гость решил, что меня следует припугнуть посильнее, — и ему тоже это удалось:
— Разумеется, мы не станем сразу убивать вас, — сказал он веско. — Мы дадим вам возможность подумать, взвесить своё решение… Хотя думать придётся в процессе, так сказать, обработки… Процесс небезболезненный… Вы готовы для начала расстаться с одним из ваших глаз? А, Сергей Владимирович? Сначала глаз, потом…
Наверное, человек посторонний определил бы его слова как дешёвые понты, — но я-то не был посторонним.
— Что же мне делать? — вопросил я, не скрывая нервной дрожи. — Что делать-то прикажете? Глаз, ха! Да я скоро и без вашей обработки обоих глаз лишусь, — от жизни такой! У меня скоро третий глаз прорежется! Уехал Ньюкантри, уехал — и всё тут. Я не обязывался караулить его. Какой смысл мне его спасать? Я… Я был заинтересован в обратном, я хотел, я мечтал сдать его вам с рук на руки. Вы знаете, как он мне тут хамил? Вы этого не знаете! И я больше вам скажу: он жену у меня увёл! То есть, она сейчас не жена, но я хотел, чтобы она снова стала женой, а он её увёл! — окончательно запутавшись в последней фразе я махнул рукой и замолчал.
— Паша! — негромко сказал гость, и я не сразу понял, что говорит он в мобильник. — Зайди-ка сюда… Да, проблемы… Захвати, захвати, полный набор… Нет, клиента здесь нет, здесь хозяин, — надо с ним поговорить…
И пока Паша не вошёл в квартиру, никто из нас не проронил ни слова.
Паша оказался молодым и лысоватым. В руках он держал небольшую сумочку мягкой кожи, — и с такой многозначительной аккуратностью держал он её перед собой, что мне стало дурно.
— Здравствуйте, — сказал Паша, слегка улыбаясь. — В чём проблема? С чего начнём?
— Пашенька! — усатый развернулся к нему вместе со стулом. — Новосёлова-то нет. Надо бы узнать у товарища, где он спрятал своего гостя.
— Узнаем! — бодро пообещал Паша.
Я угрюмо молчал, крепко надеясь, что всё обернётся шуткой. Но Паша подошёл ко мне этакой спортивно-развинченной походочкой и сходу влепил кулаком в лицо. Если бы я не сидел в кресле, я бы, наверное, улетел в другой угол комнаты от такого удара. Во всяком случае, на несколько секунд сознание моё померкло, а когда я очнулся, Паша уже рылся в сумочке, выискивая, очевидно, инструмент позамысловатее. Усатый спокойно следил за его действиями. Потом он повернулся ко мне:
— Сергей Владимирович, повторите, пожалуйста, сейчас вашу версию событий. Боюсь, что через несколько минут, вы не сможете членораздельно выражаться, поэтому я хотел бы услышать связный, развёрнутый рассказ.
— Что же… — сказал я непослушным языком. — Как же… Что я ещё скажу? Он уехал! Я вернулся домой с прогулки, а он мне заявил, что уезжает… Взял вещи, вышел во двор… Потом я услышал шум машины… Вот и всё.
Паша меж тем уже выбрал нечто подходящее для продолжения разговора, — я только не мог разглядеть, что именно это была за вещица, — и теперь ждал приказа от своего низкорослого командира.
— Автомобиль вы не видели? — уточнил усатый.
— Нет.
— И не знаете, кто за ним приехал?
— Не знаю.
Гости вопросительно посмотрели друг на друга.
— Знаешь, что, Паша, — сказал усатый, — всё-таки, надо продолжить, но ты эту штучку пока убери… Давай, ограничимся сейчас демонстрацией намерений…
Демонстрация намерений заключалась в том, что Паша молотил меня голыми кулаками так, что кресло моё откатилось к стене. При этом он приговаривал:
— Уехал, да? Уехал Новосёлов? Ты уверен? Уверен, да?
— Погоди-ка! — сказал усатый. Он встал со своего стула подошёл ко мне, приблизил вплотную своё лицо и, дыша мне в нос, спросил:
— Вы настаиваете на своей версии?
— Другой не имею! — кое-как выдохнул я. Меня в этот момент начала заливать тяжёлая злость, пришедшая на смену отвратительному страху и ощущению бессилия. Я понимал, что физически противиться этим двум бессмысленно, и решил сопротивляться душевно, — твёрдо стоя на своём.
Они посовещались о чём-то, но я не понял ни слова из их речи, — видимо, сознание моё снова помутилось. Потом я услышал, как усатый спрашивает меня:
— Вы можете привести решающий довод в свою пользу?
— Не знаю, какой вам ещё довод нужен? — сказал я, задыхаясь. — Я сам вам позвонил! Сам вас пригласил! Чего ради? Чтобы ваш Паша смог порезвиться? Кулаки размять на моём фэйсе?
— Да мало ли! — развёл руками гость. — Допустим, Новослёлов вас запугал… Допустим, он вам наобещал в три короба… Мало ли… Нет, ваш звонок — это не довод. Предъявите, пожалуйста, ещё что-нибудь — более веское.
— Я уже говорил: он жену у меня увёл. То есть… Ах, как же объяснить-то? Я ехал сюда, чтобы помириться с женой. Я в разводе, — вы знаете об этом?
Он кивнул.
— И я ехал, чтобы помириться с ней. И у меня почти получилось! И тут он свалился, как птичье дерьмо на лысину, — и увёл Таньку прямо из-под носа!.. Блин! — я отчаянно треснул кулаком по подлокотнику. — Вы это можете понять?! Да я просто жаждал, жаждал его крови! Я даже хотел поторопить вас! И это, как выясняется, было бы не лишним! Но он удрал!..
Я что-то кричал и брызгал слюной. Они спокойно слушали меня, а я извивался в истерике, я матерился, я потрясал кулаками… Я был несказанно противен сам себе. Если это называется подвигом спасения ближнего, то я больше не хочу совершать подвиги. Я припомнил мельчайшие свои обиды на Ньюкантри и обстоятельно описал их гостям, я рассказал им обо всех Олежкиных подлостях, действительных и мнимых, а заодно и обо всех его неверных пророчествах, о его бездарности, о его титаническом тщеславии и наглости…
— Это всё понятно… — сказал усатый, терпеливо выслушав меня. — Сергей Владимирович, я в принципе склонен верить вам.
Он помолчал с полминуты и повторил:
— Да, я вам определённо верю. Все наши сведения о вас, все факты говорят о том, что вы не любите Новосёлова и не станете рисковать жизнью, спасая его. Но что-то смутно тревожит меня… Какой-то, знаете ли, червячок сомнения… Одно дело — не любить человека, другое дело — подставлять его под нож…
— И третье дело — спасать его, рискуя самому на нож налететь! — заметил я, пытаясь отдышаться после своей истерики. — Словом, делайте что хотите, у меня никаких иных доказательств нет. Довольно… Катись всё псу под хвост. Если мне суждено всю жизнь терпеть Ньюкантри, то логично будет и смерть принять из-за него, — значит, таков мой путь. Такая моя карма, выражаясь новосёловским языком!
— Знаешь, что, Паша, — усатый повернулся к своему напарнику. — Придётся тебе проехать по адресам. Да, по всем. И к отцу, и к жене, и ко всем… Побыстрее, пожалуйста. Действуй быстрее. Сам понимаешь: чем дольше мы здесь валяем дурака, тем дальше Новосёлов успеет удрать.
И, обращаясь ко мне:
— Сергей Владимирович, а почему вы решили, что он уехал из города? Мы проверим ваших знакомых…
— Он сказал, что уезжает, — вот и всё, что я знаю, — ответил я, вытирая кровь, сочившуюся из носа. Паша, между прочим, носа моего не задел, кровь сама пошла, без его помощи.
Часа два мы сидели вдвоём с усатым, а Паша между тем метался по городу, пытаясь найти Ньюкантри. Усатый молчал и не двигался, — мне даже показалось, что он медитирует. Я пошёл в ванную, осмотрел себя в зеркало: картина оказалась не слишком устрашающей, — синяки расползлись в основном по груди и по плечам. Из ванной я услышал, как усатый говорит с Пашей по телефону:
— Хорошо, хорошо! …А у жены проверил? Что она говорит? С кем ушёл? И больше не появлялся? А сама-то она как реагирует? Плачет? По-настоящему плачет, не притворяется? Ну, допустим… Тогда всё, — приезжайте ко мне.
Я вошёл в комнату. Гость взглянул на меня и изобразил улыбку:
— Хорошие новости для вас. Новосёлова нигде не нашли, а ваша жена… Ваша бывшая жена утверждает, что он ушёл от неё, — убежал к другой женщине. И сделал это как всегда самым беспардонным образом, так что вашу Татьяну чуть удар не хватил. В общем, видимо, вы сказали правду. Он нашёл себе новую любовь и исчез с нею из города.
— Какую любовь?.. — пробормотал я, совершенно ошеломлённый. — А Таня?
В самом деле: Новосёлов ни про какую новую любовь мне сегодня не рассказывал, — наоборот, хвалил Таньку, насмехался надо мной за то, что я не смог её удержать…
— Да плевал он на вашу Таню! — улыбнулся пришелец. — Не думаю, что по этому поводу следует переживать. Во всяком случае, путь к вашей жене снова открыт для вас. К тому же это сообщение было последним камушком на ваши весы: чаша окончательно склонилась в вашу пользу. Разрешите теперь откланяться. Простите за некоторое беспокойство, которые мы вам доставили.
