Марина Цветаева - Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки

Марина Ивановна Цветаева

Собрание сочинений в семи томах

Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки

Поэмы

Чародей

Анастасии Цветаевой

Он был наш ангел, был наш демон,Наш гувернер — наш чародей,Наш принц и рыцарь. — Был нам всем онСреди людей!

В нем было столько изобилий,Что и не знаю, как начну!Мы пламенно его любили —Одну весну.

Один его звонок по зале —И нас охватывал озноб,И до безумия пылалиГлаза и лоб.

И как бы шевелились корниВолос, — о, эта дрожь и жуть!И зала делалась просторней,И ýже — грудь.

И руки сразу леденели,И мы не чувствовали ног.— Семь раз в течение неделиТакой звонок!

Он здесь. Наш первый и последний!И нам принадлежащий весь!Уже выходит из передней!Он здесь, он здесь!

Он вылетает к нам, как птица,И сам влетает в нашу сеть!И сразу хочется кружиться.Кричать и петь.

Прыжками через три ступениВзбегаем лесенкой крутойВ наш мезонин — всегда весеннийИ золотой.

Где невозможный беспорядок —Где точно разразился громНад этим ворохом тетрадокЕще с пером.

Над этим полчищем шарманок,Картонных кукол и зверей,Полуобгрызанных баранок,Календарей,

Неописуемых коробок,С вещами не на всякий вкус,Пустых флакончиков без пробок,Стеклянных бус,

Чьи ослепительные гроздиClinquantes, éclatantes grappes[1] —Звеня опутывают гвоздиДля наших шляп.

Садимся — смотрим — знаем — любим,И чуем, не спуская глаз,Что за него себя погубим,А он — за нас.

Два скакуна в огне и в мыле —Вот мы! — Лови, когда не лень! —Мы говорим о том, как жилиВчерашний день.

О том, как бегали по залеСегодня ночью при луне,И что и как ему сказалиПотом во сне.

И как — и мы уже в экстазе! —За наш непокоримый духНачальство наших двух гимназийНас гонит двух.

Как никогда не выйдем замуж,— Taк в останемся втроем! —О, никогда не выйдем замуж,Cкорей умрем!

Как жизнь уже давным-давно нам —Сукно игорное — vivat![2]За Иоанном — в рай, за дономЖуаном — в ад.

Жерло заговорившей Этны —Его заговоривший рот.Ответный вихрь и смерч, ответныйВодоворот.

Здесь и проклятья, и осанна,Здесь все сжигает и горит.О всем, что в мире несказанно,Он говорит.

Нас — нам казалось — насмерть раняКинжалами зеленых глаз,Змеей взвиваясь на диване!..О, сколько раз

С шипеньем раздраженной кобры,Он клял вселенную и нас, —И снова становился добрый…Почти на час.

Чревовещание — девизы —Витийства — о, король плутов! —Но нам уже доносят снизу,Что чай готов.

Среди пятипудовых тетокОн с виду весит ровно пуд:Так легок, резок, строен, четок,Так страшно худ.

Да нет, — он ничего не весит!Он ангельски — бесплотно — юн!Его лицо, как юный месяц,Меж полных лун.

Упершись в руку подбородком,— О том, как вечера тихи,Читает он. — Как можно теткамЧитать стихи?!

О, как он мил, и как сначалаПреувеличенно-учтив!Как, улыбаясь, прячет жалоИ как, скрестив

Свои магические руки,Умеет — берегись, сосед! —Любезно отдаваться скукеПустых бесед.

Но вдруг — безудержно и сразу! —Он вспыхивает мятежом,За безобиднейшую фразуГрозя ножом.

Еще за полсекунды чинный,Уж с пеной у рта взвел курок.— Прощай, уют, и именинный,Прощай, пирог!

Чай кончен. Удлинились тени,И домурлыкал самовар.Скорей на свежий, на весеннийТверской бульвар!

Нам так довольно о Бодлере!Пусть ветер веет нам в лицо!Поют по-гоголевски двери,Скрипит крыльцо. —

В больших широкополых шляпахМы, кажется, еще милей…— И этот запах, этот запахОт тополей.

Бульвар сверкает. По дорожкеКосые длинные лучи.Бегут серсо, за ними ножки,Летят мячи,

Другие остаются в сетках.Вот мальчик в шапочке «Варяг»На платьице в шотландских клеткахНаправил шаг.

Сияют кудри, щечки, глазки,Ревун надулся и охрип.Скрипят колесами коляски,— Протяжный скрип. —

Там мама наблюдает зоркоЗа девочкой с косой, как медь.В одной руке ее — ведерко,В другой — медведь.

Какой-то мальчик просит кашки.Ох, как он, бедный, не доросДо гимназической фуражкиИ папирос!

О, вейтесь, кудри, вейтесь, ленты!Увы, обратно нет путей!Проходят парами студентыСреди детей.

Играет солнце по аллеям…— Как жизнь прелестна и проста! —Нам ровно тридцать лет обеим:Его лета.

О, как вас перескажешь ныне —Четырнадцать — шестнадцать лет!Идем, наш рыцарь посредине,Наш свой — поэт.

Мы по бокам, как два привеска,И видит каждая из нас:Излом щеки, сухой и резкий,Зеленый глаз,

Крутое острие бородки,Как злое острие клинка,Точеный нос и очерк четкийВоротничка.

(Кто с нашим рыцарем бродячимТеперь бредет в луче златом?..)Над раскаленным, вурдалачьим,Тяжелым ртом, —

Уса, взлетевшего высоко,Надменное полукольцо…— И всё заглядываем сбокуЕму в лицо.

А там, в полях необозримых,Служа Небесному Царю,Чугунный правнук ИбрагимовЗажег зарю.

На всём закат пылает алый,Пылают где-то купола,Пылают окна нашей залыИ зеркала.

Из черной глубины рояляПылают гроздья алых роз.— «Я рыцарь Розы и Грааля,Со мной Христос,

Но шел за мной по всем дорогамТот, ктo присутствует и здесь.Я между Дьяволом и БогомРазорван весь.

Две правды — два пути — две силы —Две бездны: Данте и Бодлер!»О, как он по-французски, милый,Картавил «эр».

Но, милый, Данте ты оставишь,И с ним Бодлера, дорогой!Тихонько нажимаем клавиш,За ним другой —

И звуки — роем пчел из улья —Жужжат и вьются — кто был прав?! —Наш Рыцарь Розы через стульяЛетит стремглав.

Он, чуть ли не вселенной старше —Мальчишка с головы до пят!По первому аккорду маршаОн весь — солдат!

Чу! — Звон трубы! — Чу! — Конский топот!Треск барабана! — Кивера!Ах, к черту ум и к черту опыт!Ура! Ура!

Он Тот, в чьих белых пальцах сжатыСердца и судьбы, сжат весь мир.На нем зеленый и помятыйПростой мундир.

Он Тот, кто у кремлевских башенСтоял во весь свой малый рост,В чьи вольные цвета окрашенАркольский мост.

Должно быть, бледны наши лица,Стук сердца разрывает грудь.Нет времени остановиться,Нет сил — вздохнуть.

Магическою силой рукиПо клавишам — уже летят!Гремят вскипающие звуки,Kaк водопад.

Цирк, раскаленный, как Сахара,Сонм рыжекудрых королев.Две гордости земного шара:Дитя и лев.

Под куполом — как царь в чертоге —Красуется британский флаг.Расставив клетчатые ноги,Упал дурак…

В плаще из разноцветных блесток,Под говор напряженных струн,На площадь вылетел подросток,Как утро — юн!

— Привет, милэди и милорды! —Уже канат дрожит тугойПод этой маленькой и твердойЕго ногой.

В своей чешуйке многозвездной,— Закончив резвый пируэт, —Он улыбается над бездной,Подняв берет.

Рояль умолкнул. ДребезжащийОткуда-то — на смену — звук.Играет музыкальный ящик,Старинный друг,

Весь век до хрипоты, до стона,Игравший трио этих пьес:Марш кукол — Auf der Blauen Donau[3] —И экосез.

В мир голосов и гобеленовОткрылась тайная тропа:О, рай златоволосых венок!О, вальс в три па!

Под вальс невинный, вальс старинныйТанцуют наши три весны, —Холодным зеркалом гостиной —Отражены.

Так, залу окружив трикраты,— Тройной тоскующий тростник, —Вплываем в царство белых статуйИ старых книг.

На вышке шкафа, сер и пылен,Видавший лучшие лета,Угрюмо восседает филинС лицом кота.

С набитым филином в соседствеСпит Зевс, тот непонятный дед,Которым нас пугали в детстве,Что — людоед.

Как переполненные соты —Ряд книжных полок. Тронул бликПергаментные переплетыСтаринных книг.

Цвет Греции и слава Рима, —Неисчислимые тома!Здесь — сколько б солнца ни внесли мы, —Всегда зима.

Последним солнцем розовея,Распахнутый лежит Платон…Бюст Аполлона — план Музея —И всё — как сон.

Уже везде по дому ставниЗахлопываются, стуча.В гостиной — где пожар недавний? —Уж ни луча.

Все меньше и все меньше света,Все ближе и все ближе стук…Уж половина кабинетаОслепла вдруг.

Еще единым мутным глазомБелеет левое окно.Но ставни стукнули — и разомСовсем темно.

Самозабвение — нирвана —Что, фениксы, попались в сеть?! —На дальних валиках диванаНе усидеть!

Уже в углу вздохнуло что-то,И что-то дрогнуло чуть-чуть.Тихонько скрипнули ворота:Кому-то в путь.

Иль кто-то держит путь обратный— Уж наши руки стали льдом —В завороженный, невозвратныйНаш старый дом.

Мать под землей, отец в Каире…Еще какое-то пятно!Уже ничто смешное в миреНам не смешно.

Уже мы поняли без слова,Что белое у шкафа — гроб.И сердце, растеряв подковы,Летит в галоп.

— «Есть в мире ночь. Она беззвездна.Есть в мире дух, он весь — обман.Есть мир. Ему названье — безднаИ океан.

Кто в этом океане плавал —Тому обратно нет путей!Я в нем погиб. — Обратно, Дьявол!Не тронь детей!

А вы, безудержные дети,С умом, пронзительным, как лед, —С безумьем всех тысячелетий,Вы, в ком поет,

И жалуется, и томится —Вся несказанная земля!Вы, розы, вы, ручьи, вы, птицы,Вы, тополя —

Вы, мертвых Лазарей из гробаТолкающие в зелень лип,Вы, без кого давным-давно быУже погиб.

Наш мир — до призрачности зыбкийНа трех своих гнилых китах —О, золотые рыбки! — СкрипкиВ моих руках! —

В короткой юбочке нелепойНесущие богам — миры,Ко мне прижавшиеся слепо,Как две сестры,

Вы, чей отец сейчас в Каире,Чьей матери остыл и след —Узнайте, вам обеим в миреСпасенья нет!

Хотите, — я сорву повязку?Я вам открою новый путь?»«Нет, — лучше расскажите сказкуПро что-нибудь…»

О Эллис! — Прелесть, юность, свежесть,Невинный и волшебный вздор!Плач ангела! — Зубовный скрежет!Святой танцор,

Без думы о насущном хлебеЖивущий — чем и как — Бог весть!Не знаю, есть ли Бог на небе! —Но, если есть —

Уже сейчас, на этом свете,Все до единого грехиТебе отпущены за этиМои стихи.

О Эллис! — Рыцарь без измены!Сын голубейшей из отчизн!С тобою раздвигались стеныВ иную жизнь…

— Где б ни сомкнулись наши векиВ безлюдии каких пустынь —Ты — наш и мы — твои. Во векиВеков. Аминь.

15 февраля — 4 мая 1914