Урарту - Андрей Евгеньевич Корбут
«И как же мне проверить, что ты говоришь правду?» — поинтересовался Мардук-напал.
«А ты подсыпь тот же порошок, только побольше, чтобы долго не ждать, самому кравчему — и увидишь», — ответил его новый товарищ.
Новоиспеченный помощник так и сделал. Кравчего через час-другой после этого стало выворачивать наизнанку, он не переставал бегать по большой нужде, все время стонал, держась за живот. Вскоре на кухню пришел сам Зерибни, принялся расспрашивать, что и как. Мардук-напал, гордый собой, обо всем рассказал здесь же, при кравчем, за что тот, корчась от боли, обозвал его дураком и объяснил: причиной всему ревень, который в малых количествах повышает аппетит, а в больших ядовит…
Наместник, догадавшись, что злого умысла у Мардук-напала не было, стал расспрашивать, кто посоветовал да подсказал. Повелел подлеца, все это подстроившего, отыскать и накормить ревенем до отвала. А если кравчий до утра не доживет, значит, сам дурак, что окружил себя неучами и ненадежными людьми.
«А нет — тебе и быть моим новым кравчим. Только смотри, хорошо запомни этот урок».
Кравчий до утра не дожил.
Очень скоро Мардук-напал сменил всех слуг на кухне, набрал способных юношей на свой вкус — не старше двадцати лет, стройных, черноглазых, приятной наружности, — всех попробовал, рассчитывая таким образом держать их в узде, кроме того вчетверо усилил охрану и за малейшее неповиновение… кормил ревенем.
С тех пор прошло 15 лет. И если кравчий изменился внешне — раздался вширь и стал похож на юлу — то в душе остался прежним. При этом вечно приподнятые брови, округленные глаза и почти не сходящая с широкого лица улыбка придавали ему самый добродушный вид. Большинство его так и воспринимало…
На следующее утро после встречи с Мар-Зайей Арица появился во дворце и сразу пошел к Мардуку.
— Раньше, когда Зерибни не было в городе, тебя в покоях наместника и не увидишь. А сейчас — глянь-ка, все время здесь пропадаешь, — удивился Арица.
Надо заметить, что он был не до конца честен с Мар-Зайей. Такой уж характер был у сына Шимшона: всегда любил прихвастнуть, либо чтобы показать себя в лучшем свете, либо, напротив, из упрямства, когда хотелось всего добиться самому. Если когда-то между ним и Мардук-напалом и были теплые отношения, то однажды они закончились, и только высокое положение обоих удерживало сановников от серьезной ссоры.
— Наместник оставил много поручений, — невозмутимо ответил Мардук-напал.
— А скоро ли он собирается назад, не знаешь?
— Ничего не сказал. Но готовым надо быть ко всему. Вдруг завтра объявится или послезавтра, а я не успел управиться.
— Надеюсь, это не помешает тебе сыграть со мной в кости? Скажем, сегодня ночью. Когда еще представится такая возможность?
— В последний раз ты передумал? — сухо сказал Мардук-напал.
Арица предпочел бы вовсе не вспоминать тот случай, когда, опьянев, кравчий стал его ласкать, гладить по бедру, жадно смотреть во все глаза. Постельничий не смог тогда сдержаться, грубо оттолкнул его, резко встал, сказал, что гостю пора домой и, недолго думая, выставил за дверь. Каждый из них хотел бы забыть об этом по своим причинам: Арица — разумно не желая наживать себе врага, Мардук — из опасений, что постельничий пожалуется их господину.
— О чем ты говоришь? — Арица сделал вид, что вовсе не понимает сановника.
Мардук был далеко не глуп и сразу сообразил, что за всем этим стоит что-то другое, нежели невинное предложение приятно провести свободное время. Однако вместо того чтобы послушаться здравого смысла, кравчий решил затянуть эту петлю потуже. Он неожиданно расцвел:
— Почему бы и не сыграть. Тем более что ты должен мне немало золота с прошлого раза. Сегодня, говоришь?
— Да, ближе к полуночи у меня дома.
— Нет, нет, на этот раз давай у меня.
— Как скажешь.
Ответив на приторную улыбку легкой усмешкой, Арица попрощался и поспешно удалился, затылком чувствуя на себе липкий взгляд Мардука.
Несколько часов спустя все в той же таверне, где они накануне играли в кости, постельничий встретился с Мар-Зайей.
— Как все прошло? — спросил мар-шипри-ша-шарри.
— Отлично. Считай, что кравчий-ассорти у нас на блюде, — весело сказал Арица.
— Не переусердствуй. Просто выясни, что он знает. Если Саси во дворце, то кого к нему допускают, чем кормят.
— Кажется, ты уже решил, что делать дальше?
Мар-Зайя кивнул:
— Есть у меня одно средство. Если подсыпать его в суп, человек впадает в долгую спячку, но по всем признакам можно подумать, что он мертв. Остается только вывезти его из дворца.
— Тогда все просто. Когда Зерибни уезжает, за кухней особого присмотра нет, а тех, кто Мардука ненавидит, хватает. Если скажу, что порошок для него, — только обрадуются, а вот как вывезти потом спящего мертвеца? Это же не яблоко украсть.
— А теперь представь, как напуган будет Мардук, если высокий гость внезапно умрет в отсутствие Зерибни.
— Понятно, — быстро смекнул Арица. — Надеешься, что кравчий нам сам в этом поможет?
— Да, потому что Мардуку легче будет соврать, что Саси сбежал, чем признаться в своей оплошности.
Во дворце наместника кравчий занимал пять комнат, как раз между кухней и теми покоями, где обычно обедал Зерибни. В первой — длинной и узкой — стояли два стражника; обычно Мардук-напал встречал здесь тех своих поставщиков, кому даже не кланялся и только приказывал, а не просил. Дорогих гостей он принимал во второй комнате, квадратной, с гранитными колоннами по периметру. Отсюда же можно было пройти к его спальне с широкой кроватью, на которой при желании могли улечься человек десять. В четвертой находился бассейн. А в пятой — личный кабинет со стеллажами, где хранились важные таблички. Повсюду были ковры, на стенах — фрески с изображениями не охоты или сражений, а диких зверей и диковинных птиц, в углах стояли большие кадки, наполненные черноземом, с небольшими деревьями, с чьих веток свисали диковинные плоды. Потолки были высокие, комнаты — светлые (днем из-за солнечных лучей, проникающих сквозь длинные проемы под крышей, ночью — из-за большего количества светильников, заботливо укрытых в нишах).
Арица, как и обещал, пришел к Мардуку ближе к полуночи. Хозяин сердечно обнял его, повел за собой. Что-то говорил не переставая, на что постельничий только кивал, заранее со
