Вечная мерзлота - Виктор Владимирович Ремизов
— Гражданин добрый! — негромко обратился к Белову высокий светлолицый зэк с впалыми щеками, одни глаза светились на лице. — Угостите покурить?
Сан Саныч остановился, достал пачку, зэки побросали работу и потянулись к нему. Папиросы быстро кончились, больше у Сан Саныча не было. Тут же возникли мелкие стычки, один, мгновенно распаляясь от обиды, заорал злым тонким голосом и замахал костлявыми руками. Это было ужасно, уродливо, чувство жалости и братства мешалось в Сан Саныче с брезгливостью. Он впервые видел так много доходяг в одном месте. К ним спешил конвойный:
— Ну-ка, в сторону! Отойдь, сказано! Всем работать, уроды! — он дал пинка первому же попавшемуся и дошел до Белова. — Пройдите, гражданин! Не положено! Что тут не видали?!
Сан Саныч пошел дальше, понимая, что машинально успел испугаться этого деревенского парнишку-конвойного, а можно было дать доходягам денег, они бы купили себе масла, он помнил, как мечтал о сливочном масле. Но он растерялся и не дал, и не вернуться уже было...
Он так волновался, отыскивая их палатку, что оказался на какой-то другой улице, которой совершенно не помнил, снова вернулся на берег и наконец нашел... Палатки, где они жили с Николь и где его арестовали, не было, на этом месте разместили большой склад бочек с горючим. Он был окружен колючей проволокой, на вышке гулял часовой. С берега к складу вела подвесная тросовая дорога, а внутри колючки зэки катали бочки, городили из них черные, поблескивающие краской, высокие штабели.
Горчакова в больнице не было, Белов оставил ему записку и пошел к знакомому коменданту поселка узнать про отправку Николь. Комендант уехал с семьей на материк. В его квартире жили другие люди. Сан Саныч с утра ничего не ел, подумал о ресторане, но он был брит под ноль и беззубый. Взял в магазине банку тушенки, сала, хлеба, две бутылки спирта и отправился на берег. В гражданском его никто не узнавал, да и знакомых оказалось не так много, как он опасался. Это и радовало — не надо было никому ничего объяснять, и огорчало одновременно — он не понимал, как искать Николь и Катю.
Сел над рекой на какой-то ящик, здесь, видно, постоянно выпивали, бутылки валялись, скорлупа от яиц, рыбьи головы и кости. Нарезал сала и ел с хлебом. На Енисей смотрел, рассеянно думал о «Полярном», но больше о Николь. Улыбался нечаянно, иногда казалось, что найти ее будет несложно. Мысли отчего-то все время устремлялись в сторону Дорофеевского. Так и видел, что ее отправили куда-то в низовья. Низовья были большие, но там он ее не мог не найти! Он был уверен, что через две-три недели они увидятся, поэтому мысли о поисках были не самыми тяжелыми.
— Сан Саныч! Вы?! О господи! — Померанцев кинулся к нему, не смея обнять.
Белов поднялся с ящика и тоже застеснялся, протягивая руку.
— Вы как здесь, Сан Саныч? Николь увезли, вы знаете?
— Когда?
— Десять дней назад...
— Десять дней? — как будто не верил Сан Саныч. — А куда, вниз?
— Да нет, вверх вроде повезли, я думал это связано с вашим делом. А вас освободили? — Померанцев рад был, но смотрел настороженно.
— Макаров вытащил — два года с отработкой...
— Вид у вас, как из лагеря.
— И там был... куда же их отправили?
— Не знаю... на «Марии Ульяновой», должно быть, она в тот день уходила.
— Мне Николь оставляла адреса, куда писать... — Сан Саныч морщился и тер лоб. — После лагеря ничего не осталось. В Дорофеевском кто-то...
— Пойдемте домой, Сан Саныч, вы давно здесь? — Померанцев все не решался сказать Белову, что Николь забрали беременной. С большим животом.
На крылечке курил Горчаков. Обнялись молча.
— Заходите, не стойте! — Померанцев распахнул дверь.
Белов вошел, увидел детскую кроватку, ширму, разделяющую комнату, и все понял.
— Вот, — Померанцев засовывал самодельный кипятильник в чайник. — Тут мы и бичевали, там — дамы, я на топчане, Георгий Николаевич, когда ночевал, под столом спал. Вы голодный, Сан Саныч?
— Называйте меня на ты, Николай Михалыч!
Померанцев обернулся, сморщился в сомнении:
— Не получится, наверное, Сан Саныч, вы все же мой капитан.
— Все мы теперь зэки... бывшие...
— Почему же бывшие, — улыбнулся Горчаков, усаживаясь на стул, — есть и действующие.
— Я много думал про вас... я полгода еле выдержал, а вы столько лет отсидели... — Сан Саныч с недоверием рассматривал Горчакова.
— Николь по вашему делу шла?
— Кажется, нет... Угрожали, но что-то у них... не знаю, мне давали протокол на подпись, там была куча имен, я и не знал многих. — Сан Саныч потер лоб. Ему и хотелось рассказать близким людям, что с ним было, и тяжело было вспоминать. — Может, выпьем? У меня спирт есть.
— Я на дежурстве, вашу записку увидел и пришел ненадолго. — Горчаков все разглядывал Белова.
— Я бы тоже не стал, Сан Саныч, — Померанцев разливал крепкий чай. — Где Николь искать будем? Мы с Георгием Николаевичем всех здесь подняли, но даже Богданов ничего не узнал. Клигман чего-то испугался, видно, их здорово тряхнули. Надо в Красноярске искать, кто там ссыльными ведает?
— А я выпью. Мне больше не с кем!
Померанцев нарезал сало, поставил вареной картошки. Развел спирт и достал две рюмки.
— Не теряйте времени, Сан Саныч, сходите к новому коменданту... — Горчаков докурил и поднялся. — Вы знаете, что Николь беременная?
— Как?! — застыл Сан Саныч.
— На восьмом месяце! — уточнил Горчаков. — Идите к коменданту!
— Он ничего не скажет — я ей никто! — Белов все смотрел оторопело. — Как же она?
— Новый комендант очень коньяк любит и рыбалку. Сходите, пообещайте свозить куда-то... он может узнать. — Горчаков подал руку, прощаясь. — Но чего-то они все боятся. Клигман сказал, что большое следствие идет по Красноярскому управлению МГБ. Будьте здоровы!
Они выпили и просидели до поздней ночи. Померанцев оказался душевным дядькой. Сан Саныч рассказывал и рассказывал ему, и сам пытался понять, спрашивал, как ему быть со своей трусостью? На это Николай Михайлович, посмеиваясь, рассказал свои, такие же нелепые и совсем несмешные случаи. Вышли покурить.
— Не бери в голову, Сан Саныч, не стоило
