Тиль Гаримму - Андрей Евгеньевич Корбут
— Его знает каждая собака в Тиль-Гаримму, — зло сказал сановник, возвращаясь к костру. Тан, цокая языком, пошел за ним, не переставая оправдываться, что он сделал все как было велено.
— Ты получишь золото, только когда сделаешь все как надо, — проговорил сановник. — Проведешь моих людей в Тиль-Гаримму. Если не найдешь в городе Шем-Това, сам спрячешь их понадежнее. Старший у них Ерен… Тебе все понятно?
— Да, господин… Что делать с этим мальчишкой? Он может рассказать о тебе или о моих людях.
Высокий гость вдруг усмехнулся:
— Да брось его здесь. Закопай, но не убивай… Пусть боги сами решат его судьбу.
Великодушная смерть.
Утром я остался один. По плечи закопанный в землю. Живая голова вместо клумбы, которую на прощанье щедро полили водой.
— Если продержишься семь дней, мы придем и перережем тебе горло, чтобы не мучился, — с ехидной улыбкой обнадежил меня Тан.
Будь ты проклят…
Солнце стало моим врагом. Ветер — союзником. А в небе по-прежнему парил старый знакомый, орел-могильник, с каждым часом уменьшая круги надо мной.
К полудню у меня затекло все тело. К вечеру я уже не чувствовал его.
Мысль о воде, единственном глотке, стала для меня навязчивым бредом. Мне снились тысячи ручьев и тихое течение Евфрата, отец, обливающий меня из кувшина, мать, участливо спрашивающая, хочу ли я пить, и младший брат, толкнувший меня в бассейн, хрустальная стена водопада и теплый дождь, его огромные капли, медленно летящие к земле.
Скоро меня навестили муравьи; наверное, им понравился запах крови, моего разбитого лица. Они стали заползать мне в глаза, нос, и уши; это было неприятно, немного щекотно, но пока терпимо.
Ночь принесла живительную прохладу, а еще — завывание волка и тысячи шорохов, отчего я боялся уснуть. Звезды и луна скрылись за тучами и подарили мне надежду на дождь.
С мыслью о чуде я провалился в черный колодец — бездонный, безводный, кишащий муравьями, червями, личинками, где они питались мною живым, растягивая мои мучения на целую вечность.
Сознание вернулось ко мне только под утро, когда в лицо пахнуло резким животным запахом. Я открыл глаза и увидел прямо напротив лица тощего старого волка.
Кажется, зверь удивился тому, что его ужин оказался живее, чем предполагалось, и поэтому неохотно отступил на шаг. Он прилег на передние лапы и стал выжидать.
Ты прав, серый разбойник, мне от тебя никуда не деться.
Первые лучи солнца напомнили мне, что жара, наверное, погубит меня раньше, чем волк перегрызет горло, если же нет, то скорая смерть станет всего лишь избавлением от долгих мук.
Я снова впал в забытье. Вернулся во дворец, брал за руку принцессу, она улыбалась мне, говорила со мной, спрашивала мое имя, имена моих родителей и показывала подарок кочевника… Я садился на этого коня, брал ее с собой, и мы вместе мчались по серо-бурой степи под палящим солнцем, навстречу ветру.
«Берегись», — вскрикнула Марганита. Я успел оглянуться, увидеть, как серая тень падает на меня с неба, почувствовать острую боль… и прийти в себя.
Это был волк. Он вырвал из моего лица кусок мяса и, жадно проглатывая его, отскочил назад. И вдруг сверху на него камнем обрушился орел-могильник. Его когти повредили зверю один глаз и расцарапали морду, вцепились в пасть, не позволяя ее разомкнуть и пустить в ход зубы. Птица была крупнее волка. Она сумела оторвать его от земли, но бросила вниз слишком рано. Серый разбойник ударился о камень, взвизгнул, заскулил, но в тот момент, когда орел ударил снова, успел огрызнуться, вонзить клыки в шею пернатого хищника. Они сцепились, завертелись в смертельном танце, а в стороны полетели перья и шерсть. Схватка была жестокой, но недолгой. Старый волк так и не разжал свою пасть, могильник так и не расцепил своих когтей. Они остались на земле в пяти саженях от меня, куда мертвее, чем их добыча.
Следующей ночью снова пошел дождь… Снова в моем сне, навязчивом бреде.
А едва я проснулся — понял, что сон стал явью. Дождь скоро превратился в ливень и взрыхлил вокруг меня землю. Мне пришлось постараться, но спустя несколько часов я все-таки сумел освободить одну руку, затем другую, и к рассвету выбрался из своей могилы полностью.
День спустя, у ворот Хальпу, меня обступили стражники: мертвец, только что выбравшийся из могилы, как на такое не подивиться.
— Я царский писец. Ведите меня к своему правителю, — сказал я, теряя сознание.
Кто посмеет ослушаться вельможу Син-аххе-риба?
Набу-Ли, наместник Хальпу, приказал дать мне несколько лучших комнат в своем дворце, прислал целую свиту из врачей и слуг. Нагие рабыни искупали меня в бассейне, рабы облачили в дорогие одежды, накрыли стол, полный яств и всевозможных напитков. Я проспал целые сутки, после чего попросил об аудиенции у наместника.
Правитель встретил меня по-доброму, спросил, что со мной случилось.
— Я был в Тиль-Гаримму, со свитой царского посланника Хошабы. Царь Гурди поднял мятеж. Он убил всех, и об этом надо немедленно сообщить царю.
14
Весна 685 г. до н. э.
Тиль-Гаримму
Когда лежишь, свернувшись калачиком на циновке, брошенной на земляной пол, укрывшись тонким плащом, среди сырости и смрада от нечистот, стекающих сюда со всей улицы, а сверху доносится звон мечей, слышны боевые кличи, крики и стоны умирающих, топот от тяжелых солдатских сапог вступающих в город ассирийцев, сон едва ли может быть крепким. Но Омри был бы не Омри, если бы обращал на все это внимание. Всю ночь, пока шло сражение за город, и весь последующий день, в то время, как победители утверждались в захваченном Тиль-Гаримму, он спал будто младенец, наслаждаясь исключительной для себя возможностью ни о чем не думать и ничего не бояться.
О начале штурма он знал за сутки, предусмотрительно перенес в свое убежище еды, вина, забрал все украшения и золото, скопившееся у него за годы службы у царя Гурди, аккуратно сложил в углу ассирийскую военную амуницию вместе с оружием и приготовился к ожиданию. Что-что, а терпение у него было.
Однако за сутки он выспался, отлежал все бока, и на второй день после взятия Тиль-Гаримму его глаза открылись сами. Напротив лица, всего в шаге, сидела большая жирная крыса. Она смотрела на человека, вторгнувшегося в ее чертоги, пристально изучала его, и, кажется, пыталась понять, ждать
