Елизавета I - Маргарет Джордж
Фрэнсис сидела в дальнем конце комнаты с вышивкой. Она была уже на сносях, и я надеялась, что новый младенец принесет им хоть какое-то утешение посреди всех этих несчастий.
– Ты сегодня дома, Роберт, – заметила я.
– Ну да, – сказал он, вновь прикладываясь к фляге.
– Приятно видеть тебя здесь, – сказала я.
Он пожал плечами:
– У меня нет выбора. Раз уж возникли подозрения, нельзя, чтобы меня заметили в Друри-хаусе. Я должен обвести их всех вокруг пальца! – Он рассмеялся. – Но мои люди встретятся там, как обычно, чтобы выработать стратегию нашего сопротивления. Ну вот, я вам открылся. Теперь вы обе мои приспешницы!
– Вашего сопротивления? Какое еще сопротивление? Против чего?
– Я сказал достаточно. Просто знайте, что меня поддерживают очень многие. И из числа близких вам людей тоже – даже ближе меня. Во всяком случае, в глазах закона.
– Ты имеешь в виду Кристофера?
О господи, только не это.
– Спросите, где он провел сегодняшний вечер, – усмехнулся Роберт. – Когда наконец вернется.
80
Я уже час как ушла из гостиной к себе, когда в дом ввалился Кристофер. От него разило перегаром. Меня едва не вывернуло, и я отошла от него подальше. Он стоял, покачиваясь, и настороженно смотрел на меня:
– Почему моя жена от меня шарахается?
Он двинулся на меня, и я на всякий случай отошла еще дальше.
– Вы пьяны, – произнесла я. – Поговорим утром.
С этими словами я вышла из гостиной. Пожалуй, переночую-ка я сегодня где-нибудь в другом месте. Видит Бог, в нашем огромном доме комнат было более чем достаточно.
Однако, когда я устроилась в одной из пустующих гостевых комнат и приказала растопить холодный камин, меня затрясло. Я заблудилась в дебрях всех этих тайн и слепо блуждала, пытаясь выбраться. Роберт по уши увяз в каких-то планах, а Кристофер ходил в его сообщниках. Говорить о том, что планы опасны, было излишне. Каждый день Мейрик набирал все больше валлийцев, размещая их в конюшнях и чужих домах по всему городу. Каждый день гонцы привозили запечатанные письма, которые Роберт нетерпеливо вскрывал, а потом уносил к себе. К ним ко всем и так уже было приковано пристальное внимание правительства, и тот пренебрежительный прием, которым был встречен сын лорда Бакхерста, несомненно, дошел до дворца. А когда королева услышит, что ее назвали старой ведьмой, ярость ее будет безгранична.
Чем они там занимаются на этих своих сборищах в Друри-хаусе? Возможно, получится выведать у Кристофера. В те давние времена, когда он пылко меня обожал, он рассказал бы мне что угодно. К несчастью, тогда рассказывать ему было нечего. Теперь же, когда с ним произошла такая разительная перемена и Кристофер отдалился от меня – если не телесно, то мысленно, – он замкнулся в молчании.
Сегодня он осоловевший от выпивки, завтра же, протрезвев, снова будет холоден. Если я вернусь в нашу постель… и если мне удастся поймать его на зыбкой границе между опьянением и сном, возможно, он выболтает то, что знает. При мысли, что мне придется не просто лечь с ним в одну постель, но еще и обнимать и ласкать его, меня передернуло от отвращения, но делать было нечего. Я заставила себя покинуть новообретенное гнездышко и вернуться в нашу спальню.
Он развалился на постели, как был в одежде, и оглушительно храпел. Вокруг него висело густое облако перегара, и мне пришлось задержать дыхание, чтобы к нему наклониться. Я оценила, насколько глубок его сон, и пришла к выводу, что будить его еще рано. Тогда я улеглась рядом и приготовилась терпеливо ждать – ждать, сколько понадобится, чтобы подловить его в момент уязвимости. Я не могла задремать ни на секунду.
Ночь тянулась невыносимо медленно. Я, казалось, отчетливо слышала в темноте каждый звук. Где-то за деревянными панелями скреблись мыши. В другое время это обеспокоило бы меня донельзя; теперь же мыши были последним, что меня заботило. Куда больше пугали звон металла и приглушенные голоса со двора, где две сотни мужчин несли неусыпный дозор. Время от времени до меня доходил плеск весел, когда к нашему причалу приставала очередная лодка с заговорщиками.
Сквозь задернутый полог кровати уже начинал просачиваться слабый свет, когда Кристофер со стоном перевернулся на бок.
– О боже, – пробормотал он (нормальным голосом, ровным и не шелестящим).
Момент настал! Я скользнула ближе к нему.
– Бедняжка мой, – промурлыкала я.
Он только замычал в ответ. Я погладила его лоб.
– Ночка у вас, должно быть, выдалась не из приятных, – прошептала я. – Так много эля…
– Слишком много, – выдавил он.
Речь его была совершенно членораздельной. Значит, язык его снова привязан к разуму.
– Расскажите, что вы решили, – попросила я. – Мне нужно знать. Мне грозит точно такая же опасность, что и вам. Но мне нужно знать, какого рода эта опасность.
Он снова замычал и, поморщившись, с трудом разлепил веки. Тусклый свет тут же ударил ему в глаза, и он прикрыл их локтем.
– Так что вы решили в Друри-хаусе? – не сдавалась я.
– Пока ничего. Возможных вариантов у нас три… спорим… какой лучше.
Сейчас он мне все расскажет. Его разум все еще был в достаточной мере затуманен элем, чтобы включились здравомыслие и осторожность.
– Что это за три варианта?
Он долго молчал, и я забеспокоилась, что он снова уснул. Я подтолкнула его.
– Напасть на дворец… захватить их врасплох. Или пойти на город, чтобы собрать больше народу. Или захватить Тауэр, чтобы взять город под контроль.
– Сколько у вас… у нас людей?
– Сто двадцать с лишним дворян, рыцарей, джентльменов. Шериф Лондона говорит, что у него для нас есть еще тысяча. Остальные примкнут к нам, когда мы выступим. – Мало-помалу голос его звучал все увереннее. – У нас есть план захвата Уайтхолла. Моя задача – занять пост у главных дворцовых ворот и взять их под контроль. Фердинандо Горджес считает, что ничего не выйдет. Он трус.
– Что, по его мнению, вам следует сделать вместо этого?
– Я не знаю, – покачал Кристофер головой.
– Но должно же у него быть какое-то мнение.
– Мнений было множество, большинство из них бесполезные.
– И на чем вы остановились?
– Ни на чем. Никакого плана у нас нет.
Внезапно он опомнился; здравомыслие и осторожность вернулись к нему.
– Нет плана? Но как вы собираетесь действовать, если у вас нет плана?
– Не знаю. Я ничего не знаю. Никакого плана нет.
Прозвучало это совершенно неправдоподобно, однако впоследствии