Елизавета I - Маргарет Джордж
81. Елизавета
Февраль 1601 года
Было тихо. Слишком тихо. Толпы, которые обыкновенно пользовались правом общественного прохода вокруг Уайтхолла, растаяли, оставив здания посреди моря брусчатки и сухой травы.
– Никогда не видела, чтобы тут было так безлюдно, – сказала я Кэтрин, которая стояла рядом со мной и тоже смотрела на пустые лужайки. – Говорят, перед землетрясением наступает такое затишье, что животные чувствуют его приближение и даже птицы улетают.
– Или перед затмением, – кивнула она. – Небо темнеет, воздух остывает, и все замирает.
Много дней подряд город гудел, как пчелиный улей, нам докладывали о маленьких яростных валлийцах, ночующих по чердакам и подвалам, о свежих лошадях повсюду в импровизированных стойлах, о перевозках товаров по восточным дорогам из Уэльса и по северным из Шотландии. И тем не менее, как и со слабыми толчками и струйками дыма перед извержением вулкана, нельзя было точно знать, что именно они предвещают.
– Затмение – всегда дурное предзнаменование, – сказала я. – Как и все, что его напоминает.
– Мы столько их уже пережили, – покачала головой Кэтрин, – переживем еще не одно.
– Благослови вас Господь, кузина. Вы – моя правая рука.
– Нет, я левая. А правая – вот.
Роберта Сесила, который вошел в мои покои в сопровождении Рэли, она заметила раньше моего.
– Что у вас?
Оба явно были серьезно обеспокоены.
– Сегодня днем в «Глобусe» состоялось специальное представление «Ричарда Второго»! – воскликнул Сесил. – Они сейчас как раз оттуда выходят – толпа народа, ухмыляясь и крича.
– Спектакль заказали люди Эссекса. Они пообещали покрыть всю сумму, сколько бы ни пришло зрителей. Пьеса давнишняя, актеры не хотели ее давать, – добавил Рэли. – Никому не интересно играть какое-нибудь старье.
– А ту сцену показали?
Я задавала вопрос, уже зная ответ. Зачем еще им мог понадобиться этот спектакль?
– Показали, – отвечал Рэли. – По настоянию людей Эссекса; это была часть уговора.
У меня были лучшие шпионы во всем королевстве. Я была очень за это благодарна. Но даже они не могли знать абсолютно все и находиться всюду сразу. Один из моих шпионов прислуживал Гелли Мейрику, другая состояла горничной при Фрэнсис Уолсингем. А вот внедрить кого-то в покои самого Эссекса мне пока что не удалось. Его передвижения и цели по-прежнему оставались делом темным.
Опускались сумерки; в эти февральские дни они наступали рано. Представление закончилось как раз вовремя, чтобы зрители успели разойтись, прежде чем темнота их поглотила. От реки уже поднимался легкий туман; вскоре он должен был расползтись по берегам и окутать весь город.
– Этому нужно положить конец, – произнесла я.
Я неожиданно поняла, что час пробил. Время нанести удар.
– Вы уверены? – спросил Сесил. – Может, лучше выждать, дать заговору, в чем бы он ни заключался, перейти в решающую стадию?
– Это всегда сложный вопрос, – заметил Рэли. – Не трогать заговорщиков в надежде, что они сами недвусмысленно себя изобличат? Или пресечь все в зародыше, не дожидаясь, когда положение станет опасным?
– В прошлом мы поступали и так и этак. Во время восстания северных лордов в тысяча пятьсот шестьдесят девятом мы вынудили их действовать до того, как они были готовы. В случае с королевой Шотландской пришлось дать заговору зайти достаточно далеко, чтобы получить доказательства, которые оправдывали бы наши действия, – сказала я.
– Это всегда риск, – развел руками Сесил.
– Думаю, следует действовать по тому же образцу, что и с северными лордами, – решила я. – Если не задавить этот зреющий мятеж вовремя, он может нас смести. Мы не в том положении, чтобы позволить себе дожидаться, когда доказательств станет больше.
В моем тоне звучала уверенность, которой я не испытывала. Эссекс с его популярностью, без сомнения, представлял собой ту же дилемму, что и королева Шотландская. Действовать по отношению к нему следовало решительно, но без неопровержимых доказательств его враждебных намерений мои мотивы будут выглядеть сомнительными. Видит Бог, сейчас я не могла настраивать против себя общественное мнение.
– И что мне делать? Арестовать его? – спросил Рэли.
– Пока рано, – сказала я.
– Вы уверены? Нельзя дать ему ускользнуть.
– Отправьте гонца и прикажите ему явиться завтра на заседание Тайного совета.
Он не внял дружескому предостережению из уст сына Бакхерста, попутно оскорбив меня. Для моего отца этого было бы достаточно. У него Эссекс уже сидел бы в Тауэре. Однако то, что он назвал меня старой ведьмой, хотя и было отвратительным проявлением шокирующего неуважения к моей особе, еще не являлось предательством. Я тщательно все взвешивала, стараясь не смешивать мою личность и мою власть и отличать оскорбление одного от подрыва другого. Поступить иначе означало бы запятнать блеск моего правления инсинуациями, подобными тем, какие распространяли его сторонники, и подвергнуться риску утратить доверие моего народа.
Моего гонца отправили прочь восвояси. Он прибыл в Эссекс-хаус, когда Эссекс со своими приближенными – Блаунтом, Саутгемптоном, Мейриком, Каффом, Ратлендом и Дэнверсом – уселись за еду, со вкусом обсуждая «Ричарда II», заедая его бараниной и запивая элем. Эссекс сказал гонцу, что не желает с ним разговаривать, и прогнал в ночь.
– Арестуйте его! – вскричал Рэли. – Все, перчатка брошена!
Меня раздирали противоречивые чувства. Сколько еще я буду сносить оскорбления этого человека? Сколько пощечин, сколько дерзостей?
– Нет. Давайте попробуем еще раз. Дадим ему веревку, на которой он сам и повесится.
– Вы хотите, чтобы вас свергли? – воскликнул Сесил.
– А вы считаете это его целью? Мне кажется, никто не знает, в чем заключается цель этого пребывающего в плену иллюзий запутавшегося человека, – сказала я. – Даже он сам.
– Его цель может не совпадать с целями его последователей, – заметил Рэли. – Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы они управляли событиями. Не должно быть вообще никаких событий!
– Разумеется, вы правы. Их и не будет. Но я должна послать другого гонца, дать ему еще один шанс. Я отправлю к нему секретаря Герберта.
– Уже очень поздно, – заметил Сесил.
– Прикажите ему явиться на заседание совета завтра же утром, в воскресенье.
Но Эссекс не принял и секретаря Герберта. Когда тот вернулся, близилась полночь.
– Он отказался со мной разговаривать. Сослался на нездоровье, хотя выглядел, на мой взгляд, вполне здоровым, – доложил Герберт. – Он сидел в компании своих прихвостней, раскраснелся от эля и был облачен в свой лучший голубой дублет. Никогда не видел его более блистательным.
– Вот как. – Я некоторое время помолчала. – Поезжайте домой, Джон. Вы славно потрудились, теперь можете отдыхать. Остальное предоставьте мне.
Час пробил. Час, который предсказал Ди, когда предрек мне величайшую битву и то, что она
